П Р О З А И Ч Е С К А Я П А У З А
(По воспоминаниям и предисловию к первой книге «Увертюра».)
ПОЯВИЛСЯ на свет я в доброй и весёлой семье артистов в советском городе
Свердловске никто не знает когда.
Родители мои были настолько преданы служению Терпсихоре, что ни они, ни
я сам события этого не заметили.
Отец был балетмейстером-постановщиком, мать – балериной.
Дом наш, в котором хозяева отличались весёлым общительным нравом и легко
сходились с людьми, постоянно окружали друзья-талантливые интересные люди.
Меня же, более чем игрушки, состоявшие в те времена из гвоздей,шпулек и коро
бок от грима, привлекали разноцветные огни рампы, ставшие маяком всей жизни
не одного актёрского поколения.
«Воспитанный без соски», я благодарен теперь родителям за то, что схватив под-
мышку кулёк ( в нём был я),они перебегали с концерта на концерт.
Спал я на гримировальных столах, опекаемый заботой забегавших переодеться
балерин. Когда же подрос, дремал сидя на полу в кулисе; а проснувшись, нередко
появлялся на сцене в самый неподходящий момент действия; однако выползал
весело и убеждённо,как бы заявляя своей неожиданной акцией, что именно т а м
моё настоящее место в жизни! Я, видимо, в чём-то был прав, т.к. уже в два года
появился в своей первой роли маленького сына Чио-Чио-Сан в одноимённой опере
Пуччини; затем в оперетте "Весёлая вдова", индейцем в балете "Фея кукол", амур-
чиком в "Пиковой даме" (Пастораль.)
С индейцем было приключение.
С перьями на голове, с кольцами в ушх, в своих трусиках,- маленький,
почти невидимый, - сжимая лук, я упоённо предавался танцу, хотя и
был еще слаб после недавней болезни. А когда вышел вперёд на поклон,
тяжёлый, скользивший занавес пылкого «индейца» легко свалил с ног.
Это приключение удвоило успех «артиста», зал активно среагировал;
и какая-то сердобольная мама передала через оркестр мне шоколадку и
мягкую игрушечную собачонку, котрая живёт в моей памяти 97 лет!...
Так театр сразу повёл меня за руку…
С учёбой было сложнее. Из-за постоянных переездов учиться пришлось в
11-ти школах: Хабаровске, Усове, Ташкенте, Рязани, Саратове, Астрахани,
Горьком, Виннице, Перми,потом Москве,Ленинграде.
Сколько раз среди учебного года дрожал я в учительских чужих школ,неизменно
встречаемый оглушительным воплем: - "Но-о-овелький"!!!
Увы, я не знал ни одной школьной семьи,прошедшей вместе с первой до послед-
ней ступени.
Соседями моими по парте оказывались: то волжанка, то уралочка, то украинец,
то узбек; но зато сколько нового привнесли эти разные люди в палитру моих
юношеских впечатлений; и какими же ослепительными красками одарила Родина
за годы непрерывных странствий!...
Бесчисленные «Перекрёстки дорог-судеб"-
остались в памяти как незабываемые яркие отрезки « р а з н ы х ж и з н е й »!...
В театре приходилось делать всё: выходить в мимансе, открывать занавес, быть
рабочим сцены, осветителем в прожекторной ложе и многое другое.
В сборнике «Ленинградские театры в годы Великой Отечественной Войны»,(издат.
«Искусство» 1948 г.), Мариетта Франгопуло писала:
«В состав оперной и балетной труппы театра им.Кирова вошли молотовские артисты
Н.Т.Измайлова (опера) и Ю.А.Монковский (балет)». (Стр. 58.)
«На дверях творческого клуба часто менялись плакаты: "Вечер стихов
Т.М.Вечесловой Г.Д.Кремшевской, Ю.А Монковского".(Стр. 64.)
«Утром 2 декабря 1942 года страшная и неожиданная новость разннеслась
по городу - г о р е л т е а т р !...
Стоял 35-градусный мороз.Огонь грозил уничтожить здание молотовского театра.
Пожарным помогали актёры.
На колосниках, уцепившись за балку, ловкий,подвижной артист балета Ю.Монковский
пререзал верёвки, державшие падуги кулис. Он задыхался от дыма, но огромный ку-
хонный нож делал своё дело. (Стр.80.)"
Пожар возник в костюмерной от загоревшегося,прислонённого к печке лёгкого хитона.
Пока было возможно, костюмы из окон выбрасывали прямо на снег.
Помню, как с другом Николаем Завьяловым мы вырубали ломом и вытаскивали из
сугробов бархатные царские одежды; прогоревшие,но всё ещё блеском драгоценных
камней утверждавшие величие Грозного и Годунова...
Впечатлительно выглядел на ослепительно-белом снегу чёрный "раскинувший руки"
фрак Онегина рядом с драгоценностями и шелками восточной красавицы Заремы...
Едва мы успели из помещения, сплошь затянутого дымом,вытащить рояль, как в
огненную бездну рухнул пол...( но уже без нас!)
Правда, мне ещё удалось спасти месткомовские документы,о чём меня умолял наш
председатель Месткома - седой,очень милый еврей С.Соболь.
Потеха: он взвизгнул,крикнул - Вай!!! и принялся меня обнимать, роняя слёзы и
благодарить сразу двух Богов- еврейского и русского; т.к.милостью последнего
мне не пришлось танцевать "Вальпургиеву ночь" в огненном пекле...
Кроме тех костюмов которые успели спасти, многое сгорело.
Театр оказался в сложной ситуациии и положение казалось безвыходным.
Но,собрав на сцене труппу,директор театра Е.М.Радин неожиданно заявил, что:
«Несмотря ни на что, спектакль с о с т о и т с я с е г о д н я ж е !...»
Заявление, учитывая факты, выглядело мрачны юмором.
Но,тем не менее,вечером (на подборе костюмов)пошёл балет "Гаяне".
Представить это было не просто!
Все "спасатели" угорели. Курточку мою в суете "оросил"из шланга пожарник,она
торчала на морозе острым углом и я двигался к дому "броненосцем".
Вместе с тем,к тому времени я уже активно вошёл в репертуар театра и в балете
"Гаянэ" у меня оказалось несколько сольных мест в разных актах.
Так,- Гопак в последнем акте,- был и стремительным и техничным.
Трудно было представить, что вскочивший на пожар чуть ли ни с зари,
через несколько часов я буду безумствовать от темперамента,взлетать
в неудержимых прыжках и с одуревшей головой вертеть туры в темпе!...
Верхние ярусы волнистой,но ровной полосой словно срезАл не успевший
выветриться дым.Центральная люстра едва просвечивала за его неподвиж-
ными желтоватыми облаками; галёрка в этом "фантастическом поднебесье"
скрылась совсем.
Знакомый зал ыглядел необычно, как в сказочном сне,
небылице, или «мире в тумане блуждающих огней"...
Естественно, все зрители с ярусов столпились внизу и в с е с м о т р е л и б а л е т с т о я (!)
Никто не ворчал и никто не удивился, когда за Дудинской, вертящейся вдоль сцены, вязко и неот
ступно завивалась неотрывная струйка дыма, а за спиной Сергеева, летящего к ней в прыжке,
изгибал свои складки «серый дымный плащ»! Ф а н т а с т и к а !...
Публика в Перми всегда была театральная и терпеливая, любившая своих актёров. Понимая
в каких трудностях их любимцы сегодня находятся,- стремясь о т д а т ь в с ё, - аплодировала
вдвойне; и, по-прежнему, неизменные поклонницы, отрывая платки от носа, неистово кричали
«браво!», высовываясь из дымных лож, как чертенята из ада.
Балет благополучно закончился.
Казалось бы, вместе с трудным спектаклем закончился и тяжёлый день. Но было иначе. Зрители
ушли, а актёры остались.
Не снимая грима я улёгся на диване, намереваясь ненадолго вздремнуть, т.к. всех нас ждал второй
спектакль, второй Гопак из «Гаянэ», со своими «техническими и духовными взлётами», для новых
зрителей, неторопливо заползавших в зал на очередной НОЧНОЙ КОНЦЕРТ, которые тогда
практиковались постоянно. Страшно было подумать: снова вертеть туры, когда голова и так одурела!
Перед фасадом театра, освещённым с крыши прожекторами, толпились пермяки уходящие с балета
и пришедшие на концерт. (Кое-кто остался «на вторую серию» продлевая «балетную ночь».
О, В р е м я!..– кипит фронт, кипит тыл,- несгибаемая воля, неукротимая жажда утверждения
Жизни и Правоты бытия!
Обжигающие. тяжёлые годы, н о з а б ы в а т ь и х н е л ь з я!...
Балет Кировского театра получал тогда «рабочую карточку» в столовую «ОГ».(Особая группа.)
Это было ужасно: голодающая Мать в общем зале театральной столовой, а я в элитном «ОГ»!
Разумеется,всё,что возможно, против её воли, я упрямо и безоговорочно уносил домой для мамы.
Как и в мирное время, театры с удвоенной энергией продолжали активное шефство над
Вооружёнными Силами, селом, институтами. Вспоминаю свои бесчисленные концерты в
госпиталях, между раздвинутых коек с больными; когда, от переполнения чувств, раненые пытались
подняться, свистели, стучали костылями. Потерявший правую руку садился рядом с потерявшим
левую, чтобы иметь возможность аплодировать (!)
Р а з в е о н и п о т о м к о г д а-н и б у д ь з а б у д у т д р у г д р у г а ?
Вначале я записывал свои выступления, но когда зашло за сотню – перестал вести свою хронику.
…Однажды, в первый раз в жизни, я растерялся перед выходом на «сцену» и дал знак пианистке
не начинать играть. На маленьком кусочке «сцены» лежала забинтованная «кукла,-часть человека»,
без рук и без. ног. Это была девушка с большими синими глазами.
Её реакция, её жизнь, её ВСЁ – было в этих необыкновенны глазах!
Я растерялся!- сколько надо силы воли, нежности и добра, чтобы не дрогнув встретиться с этим взглядом!...
Я танцевал Раба, на музыку Сен-Санса.Медленно выходил в цепях; потом,срывал их с рук,к чертям,
швырял на пол, и самозабвенно выплёскивал свою страсть и безумие, празднуя ж и з н ь и с в о б о д у!
(Понимаете?– п р а з д н у я перед той, у которой есть всё,чтобы не быть счастливой!)
Так к а к быть в данном случае? К а к выразить понимание и сочувствие тому, у кого уже нет впереди
ничего кроме обиды, несчастия и горя?...
Помнится шефство на знаменитом в городе Сталинском заводе. Там мы помогали «в другом
ключе». Я так же восторженно и самозабвенно возил какие-то тяжёлые вагонетки, всей душой
стремясь помочь любимой Р о д и н е т е х л е т, расстрелявшей моего ни в чём не повинного
отца, а меня искусственно сделавшей сыном врага народа…………………………………
Шефство над селом было и н о й яркой темой! В Кустанайских степях могучие трактора с рёвом
поднимали целину, и от сверкавшего как зеркало лемеха, подобно морскому гребню
отваливались отшлифованные горбушки земли….
Потом, в тёмном душистом поле, при свете автомобильных фар, мы в светлых спортивных
костюмах танцевали с партнёршей п о д б а я н (!), красивый и бодрый Вальс Дунаевского,
перепрыгивая, ослеплённые фарами, через какие-то пеньки и ноги сидевших на траве зрителей.
Тогда, сельская Людмила - моя «Целинная Муза»- неизменно приносила мне охапки черёмухи,
восторженно восклицая: « - Юрка! И откуда ты такой на мой путь взялся?»...
Мы ездили с концертами в составе Московского Малого и Ленинградского театра им. Кирова.
И однажды случилось так, что актёр Т.Торопов заболел и мне пришлось, выручая новых друзей,
сыграть за него в «Любови Яровой» под чужой фамилией, а потом уж танцевать «за самого себя».
Трудно сказать, кому было интереснее наблюдать этот эксперимент? - зрителям, которые ничего
не подозревали, или нашим московским коллегам, глазевшим изо всех щёлей сруба, на крыльце
которого была наше «сцена». Текст я вызубрил в автобусе по пути на целину, но не уверен, что
вместо авторской редакции где-то, с ходу, подсочинил и «опубликовал» свою?! Как-то на досуге
я написал стихи «КОНЦЕРТ НА ПОЛЕВОМ СТАНЕ». Актриса Малого театра Тарасова, любившая
моё творчество, попросила подарить ей черновик. Не предавая значения этому пустяку, я отдал
ей стихи со всеми помарками. – Мне просто интересно, к а к пишут поэты! - сказала она тогда.
Вернувшись в Москву,на встрече в Малом театре,- где была уже известна моя «дерзость появле
ния на знаменитой сцене»,- меня поблагодарили за выручку и вручили профессиональный актёр
ский значок «МАЛЫЙ ТЕАТР». Я ждал, что мне пожмёт руку мой любимый Жаров, за которого я,
когда-то, будучи на гастролях в Москве, голосовал, но его на этот раз не было в Малом театре.
Однако, до возвращения в Ленинград меня ждал ещё один московский сюрприз.
На газетном стенде, в одной из ведущих столичных газет, я прочёл «передовую статью» открывав
шую номер – «КОНЦЕРТ НА ПОЛЕВОМ СТАНЕ». Это была «СОВЕТСКАЯ КУЛЬТУРА» № 75, от
16 июня 1955 г.( Видимо, знаменитая Тарасова, попросившая тогда черновик, сделала мне сюрприз!)
Но иногда и проходящие, незначительные концерты оставались в памяти навсегда.
…Эшелон уходил на фронт. Бойцы смотрели с платформ с орудиями, из дверей и окон теплушек. Мы
танцевали прямо на перроне Перми второй. Пошёл дождь, но концерт не прекращался. Поезд
тронулся. Мы, глядя вслед благодарно машущим нам солдатам, тоже улыбались и бодро
размахивали руками, энергично напутствуя бойцов, но в душе с глубокой грустью
благословляя их путь…
ПО СТРАНИЦАМ КНИГ И АЛЬМАНАХОВ
АНТОЛОГИЯ ПЕТЕРБУРГСКОЙ ПЭЗИИ. 2005 г. Стр.- 186.
ОБЩЕРОССИЙСКАЯ ПИСАТЕЛЬСКАЯ ГАЗЕТА Р У С Ь. № 23.2005 г.Стр.- 29.
СИМФОНИЯ ВЗЛЁТА. 2007 г.Стр.- 2. Татьяна Крыжановская.
ВЫСОКАЯ ПОЭЗИЯ РОССИИ. 2009 г. Стр.- 87 и 184.
ВЕЛИКИЙ ДУЭТ ХХ ВЕКА. 2010 г. Стр.- 257. О Н.Дудинской и К.Сергееве, Борис Бланков.
О ТЕАТРЕ И НЕ ТОЛЬКО. 2011 г. Стр. – 196-200. Валентина Юзвенко. Солистка оперы.
ОТ ХАОСА ЗВУКОВ К МАГИИ СЛОВ. 2011 г.Стр.- 252.Сергей Новиков. Профессор.
ПОЭТИЧЕСКИЙ ФОРУМ. Том 1. 2011 г. Стр.- 170.
ПОЭТИЧЕСКИЙ ФОРУМ. Том 2. 2012 г. Стр.- 202.
ЗВЁЗДЫ МИРОВОГО БАЛЕТА. Семён Каплан. 2012 г. Стр.- 179.
ПЛЕНЯТЬ ОБВОРОЖИТЕЛЬНОЙ СТРОКОЙ. 2015 г. Стр.- 170. Татьяна Крыжановская.
ВЫСОКОЕ ЗВАНИЕ.2015 г.Стр. 3. (Буклет). Павел Кадочников.
ЗОЛОТОЕ СЛОВО. (Академия Российской словесности) Стр.- 66.
СИНИЙ АПЕЛЬСИН.( Молодёжный альманах.)
ДЕНЬ РУССКОЙ ПОЭЗИИ. (Я читал эти стихи о П у ш к и н е в ЕГО ДОМЕ на
Мойке 12.)
ПЕТЕРБУРГ КЛАССИКА. За 2002 г. (Несколько журналов.)
РЫЦАРЬ МУЗЫ И МЕЛЬПОМЕНЫ. (Рецензия обо мне журналиста В.Ромбольского.)
ПОЭТЫ И ПРОЗАИКИ НЕВСКИХ БЕРЕГОВ. (Рецензия).
…Много раз мне приходилось писать по заказу. Это было легко и заманчиво.
Обдумывать и решать тему, ждать интересных неожиданностей от рождающегося
сюжета; н а х о д о к, заставляющих от радости учащённо биться сердце!
К а к я понимаю в этом вдохновенном порыве милого Пушкина, который, грызя гуси
ное перо, вдруг, отбросив его к чертям, восторженно восклицал : - Б р а в о, П у ш к и н!!!
Премьеры спектаклей, юбилеи Звёзд, праздники страны и друзей, всё это было бесконечно,
будоражило, вызывало подъём чувств, рождало уважение и благодарность зрителей.
Например: К и р о в с к и й театр,- с сияющей огнями сцены,- посылал в ночное, бушующее
море приветственную радиограмму своему подшефному «тёзке» крейсеру «К и р о в».
В этом случае вдохновение не подвело, и задание дирекции театра я выполнил мгновенно,
т.к. неожиданная, новая тема, её необычность сразу увлекли меня. (11 января 1963 г.)
Или, по просьбе дирекции Летнего сада, в праздник поэзии я читал ленинградцам стихи возле
памятника Крылову.(Выступление оплатили.)Люди останавливались, благодарили.Какая-то дама
отдала свой букет. А молодая девушка с кавалером, который тоже пишет стихи, дождались меня,
чтобы выяснить где можно купить мою книгу. (Книги продавались в двух местах: в самом начале
Невского, про правую сторону, в магазине «Наследие», и в середине Невского в «Доме книги».)
Жаль, но я всё,- как обычно на концертах,- читаю наизусть и книги со мной не оказалось; иначе
я бы конечно подарил её,- и с экспромтом на обложке- этой милой красивой паре…
Или опять задание театра: Виолетта и Альфред, подняв бокалы, в своём вокальном дуэте пели
чуть изменённый текст не на сцене, а на дне рождения губернатора Петербурга Яковлева.
Большой честью было для меня и исполнение моих стихов в Эрмитажном театре Зимнего дворца.
Стал неожиданностью и заказ Малого Оперного театра написать новый текст оперетты
Штрауса
«Летучая мышь». Директор театра Виктор Григорьевич КУЩ 27 октября 1995 г. Заключил
со мной договор и я , загоревшись, написал неожиданно быстро, получив гонорар 5 200 000 р.
Трудно было быть равнодушным, слушая в праздник песни на свои тексты по радио, или на
Дворцовой площади; или читать стихи поэтам - ленинградцам в священных стенах дома
Великого ПУШКИНА на Мойке 12….
( И неожиданно молодая девушка, бывшая на этой встрече с отцом, попросила папу сфотографи
ровать нас с ней вдвоём.)
После этой встречи вскоре вышел очередной альманах Союза Писателей России в красной обложке
«День русской поэзии», с моим участием…
Самозабвение и восторг на сцене, вдохновение и счастье в стихах, - красивой дружбой этих
двух Муз мой добрый Бог неожиданно наградил меня с детства.
А теперь,не ведая сам,я передал свои поэтические способности дочери,
подарив ей счастливую старость, о вдохновенных радостях которой она пока
еще не подозревает.
Тем не менее,в 2015 году в Санкт-Петербургском альманахе -
"ЗДЕСЬ ОСТАВЛЕНО СЕРДЦЕ МОЁ..." было, - п е р в ы й р а з в ж и з н и,-
опубликовано её стихотворение "ДЕРЕВЬЯ УМИРАЮТ СТОЯ" Стр. 30.
А в 2016 году вышел сборник стихотворений с её стихами и фотографиями -
"ПО КРОМКЕ ОСЕНИ".
…В Перми, в марте 1966 г.,в Детском Доме культуры завода им. Ленина, к городскому смотру,
я написал и поставил большой спектакль в 5-ти картинах – «ОДИН ЗА ВСЕХ», в котором было занято
2 оркестра – струнный и духовой – и 300 исполнителей.
Были напечатаны программки и афиши, объявлено по заводскому радио.
Спектакль рассказывал о дружбе
пионеров и постепенном перевоспитании двух озорных мальчишек Миши и Коли.
…В конце первой картины пароход увозил пионеров в подшефный колхоз. Играл духовой оркестр.
Пестрели на палубе пионерские галстуки и флажки; ребята махали руками, сияли радостные
улыбки, а внизу были видны волны от крутящегося большого пароходного колеса и в
иллюминатор озорные физиономии Миши и Коли, под прикрытием переносимой палатки
тайно пробравшихся на пароход и теперь целившихся из рогатки в пролетающую утку.
«Уходящий» пароход перекрывал скользящий навстречу занавес, и открывал красивую
картину поля, где пионеры в танцевальном движении помогали убирать урожай; звучали
стихи о труде, пионерские песни. Петух с Курицей танцевали свой Птичий дуэт, а в сторо
не дрожали Сорняки, которые потом будут,торжествуя, что их не заметили, плясать танец
скоморохов: «Единицу», две «Двойки» и три «Тройки».
Вечером у костра, в луче прожектора, беседа о войне рисовала её эпизоды: шла соответ
ствующая сцена боя и героический финал, заканчивавшийся общим танцем победы.
Миша и Коля, прятавшиеся в сторонке, завистливо и с восторгом реагировали на всё
происходящее, не раз пытаясь броситься к пионерам и разделить с ними все их добрые
дела и труд на колхозном поле.Коля в один из кульминационных моментов даже ринулся
было из темноты, спугнув взлетевших Курицу и Петуха, но Миша успел схватить его за руку.
Когда же наши бойцы -в сцене боя- погнали немцев, наши герои ринулись в атаку и исчезли
вместе со всеми в темноте…
Эта тёмная картина заканчивалась неожиданно: ветер закачал кусты, пошёл дождь и все
весело, крича и смеясь, разбежались по кулисам.
Заключительная сцена школьного бала ослепляла светом, своей торжественностью,
маленькими проходящими эпизодами и радостным ликованием всех вокруг.
То перед занавесом на рампе, то по сцене – всюду мелькали «Пятёрочки»- (подобранные
ровно, красивые девочки в красных пачках и над головой с красной цифрой 5.)
Шёл большой концерт, где все коллективы смогли полностью показать свои достижения.
П е р е в о с п и т а н н ы е Миша с Колей, раскаявшиеся и выразившие свою готовность для
в с е х д о б р ы х д е л, окружённые ребятами, читали стихи о Ленине, написанные
соответственно действию этого спектакля.
Неожиданно, громко духовой оркестр заиграл Школьный вальс. Толпа мгновенно рассыпа
лась по сторонам сцены, встречая аплодисментами (к которым неожиданно присоединились
и зрители),- выход – пробег вокруг всей сцены - и финальный «В а л ь с П я т ё р о ч е к».
Танец заканчивался позой, в которой из шёлковой красной ленты «Пятёрочки» образовывали
большую цифру 5.
После паузы и аплодисментов музыка вальса возобновилась и, пошептавшись в углу сцены,
две подружки подбежали к группе и растащили каждая себе по «Пятёрочке».
То же стали делать и остальные. Но неожиданно вышел на сцену Малыш, со своей любимой
собачонкой , обмотал «пятёрочной лентой» всех оставшихся «Пятёрочек» и, как тяжёлый
мешок, перекинув ленту через плечо,под общий всплеск изумления, утащил всех «Пятёрочек»
домой!...
Два оркестра, финальный хор о Ленине, взлетевшие воздушные шары, поднимающийся
в глубине портрет вождя, выход всех артистов вперёд на озарённую прожекторами рампу
и загоревшийся свет в зрительном зале заканчивали спектакль.
Прошло время.
Неожиданно меня «молитвенно» вызвали из Ленинграда: о спектакле узнали в городе и он должен
был повториться в большом дворце Сталинского завода для партактива города.
«Мы без тебя горим!»- телеграфировала мне свой ужас директор Дома культуры М. Целищева.
Я прилетел; радостно встреченный начальством, своими маленькими и большими пермскими
«артистами» и приветливо замахавшей хвостом собачонкой, выходившей в спектакле на
сцену с Малышом.
Детский дом культуры получил Диплом первой степени, я тоже.
Конечно же, с истинной радостью – на празднике я «сорил деньгами»… Окружающие
друзья- земляки, заталкивая деньги обратно, пытались охладить мой искренний пыл; Но зачем?... Яркие,
радостные дни, настоящая творческая удача бывают не часто!
Эх!-раззудись плечо,развернись рука!Не укротить оголтелой русской тройки
поперечной метелице!...
Центральная газета Перми «Звезда» № 60, от 13 марта 1966 г.- напечатала статью «Триста юных
Артистов».
Газета пермского обкома ВЛКСМ № 33, от 18 марта 1966 г. так же отозвалась, поместив отзыв
под заголовком «На сцене – «Красный галстук».
И з г а з е т.
«…а их тут немало - более трёхсот! Всех их объединил этот интересный спектакль, рассказы
вающий о достижениях советской пионерии.»
«Потребовалась большая работа, чтобы достижения двух оркестров, хорового, танцевального и
драматического коллективов привести к единому сюжетному действию, гармоническому слиянию
жанров, подчинённых одной общей идее постановки.
«Один за всех» - смелый творческий шаг самодеятельных артистов Мотовилихи, и хотя не всё ещё
слажено в их работе, спектакль свидетельствует о растущей культуре коллектива, подкупает
искренним актёрским огоньком, пионерским задором – он заслуживает того, чтобы его посмотре
ли не только дети, но и взрослые.»
Фрагментально «Один за всех» показало и Пермское телевидение.
… Трогательной была потом наша сцена прощания, когда снова, - уже в Доме культуры - меня
усадили за стол, украшенный букетом цветов, собрался коллектив; и детский хор спел какую-то
старательно сочинённую здравицу мне - своему мучителю, терзавшему их нещадно несколько
дней часами…
На почётном месте у меня дома долгое время висела афиша спектакля «ОДИН ЗА ВСЕХ», вся
испещрённая добрыми словами и сердечными пожеланиями, моих земляков-Уральцев,
руководителей творческих коллективов и моими милыми, неуёмными юными артистами.
Ещё один -, совсем другой спектакль -, был в Перми раньше, на другом, высоком уровне,
с присутствием начальства города, когда я работал в театре репетитором.
12 марта 1950 г.состоялся юбилей Пермского Хореографического Училища.
Все педагоги сидели на сцене,а актёры тетра,разыгрывали интермедию в стихах.
В тексте программы, которую вёл я и в диалогах
персонажей – Абдерахмана, Гирея и других – проскальзывала
благодарность тех, кто в своё время окончил именно это родное Пермское Хореографическое Училище.
Театр был переполнен. Оркестром дирижировал балетный дирижёр А.А. Мочалов…
Но время шло, и снова покинув родной Урал, я вернулся в Ленинград, где фактически прожил
бОльшую часть жизни.
…В Малом театре в Ленинграде я был председателем Военно-шефской комиссии; вёл
программы концертов и возил с собой артистов на Ижорский и Ждановский заводы, в Гатчин
скую Народную Филармонию, в Вырицкий дом культуры и др.
В концертах читал стихи написанные по заказу о их людях. (Заводская многотиражка «Ижорец»
№ 109, от 14.07.1984 г.) и другие публикации.
Заводчане тоже стремились как-то отблагодарить, устраивали частые беседы, застолье, встречи
в неофициальной обстановке. Начальник цеха В.Базуев дружил со мной и бывал у меня дома
А как-то пришла молодая, единственная на их заводе цыганочка - Ольга; якобы побольше
узнать о моей цыганке Тамаре Степной, о которой я у них на концерте читал пылкие стихи…..
Интересно было увидеть, как ослепительно сверкают серебром зубцы только что сделанных
огромных шестерён, лежащих на полу зуборезного цеха Ижорского завода, по которому нас
водил начальник цеха, - наш новый друг Владимир Сергеевич БАЗУЕВ.
Временный пропуск был у меня на Ждановский завод в Ленинграде, где я, кроме проведения
концертов, постоянно печатался в их многотиражке «Технический прогресс».
На празднике заводского руководства в гостинице «Европейская» читал стихи, посвященные за
воду и- ( с юмором)- редактору их газеты Коронину. Во Дворце искусств, где 31 января 1978 г.
проходил общий «Огонёк»,написанный мной,
на столиках лежали экземпляры свежей заводской газеты уже с новыми стихами.
Приятной неожиданностью для меня была передача по радиостанции «Тэос»
о нашем творчестве с композитором Людмилой Шаховой и песня на её
музыку о блокаде: «Память сердца».
Потом большая статья журналиста и поэта Валерия Рамбольского в журнале «Петербург
классика», за 2002 г. в рамке «Петербург театральный», очерка, который он назвал «Рыцарь
Мельпомены и Музы». (С портретом).
Наконец, повествование в газете «Коломна» № 36. под заголовком «Как быть счастливым»
автора Н. Альбовой (Наумовой).
29 января 1978 г. прошёл праздничный «Огонёк» написанный на сельскую тему во Дворце
культуры в Вырице; а так же,- в эти праздничные дни,-концерт солистов Малого Оперного Театра
В Гатчинской Народной Филармонии, который я вёл после своей лекции о театре.
Словом, жизнь заводов, институтов, села и театра имела прочную связь…
В нескольких журналах подряд - «Петербург-классика» публиковались мои очерки о Ната
лии Дудинской и Константине Сергееве. С нашими снимками на море в Гурзуфе.
Большой Концерт-Конкурс для общественности города состоялся 26 ноября 1982г. во Дворце
им. Горького, в связи с юбилеем завода. Солист Малого Оперного театра, засл. арт. России
Н.КОПЫЛОВ, хор и оркестр театра исполнили «Марш корабелов», написанный мной срочно
на музыку члена Союза Композиторов Феликса Соломоника.
Позднее, в торжественной обстановке, на сцене Кировского театра, режиссёр С. Гаудасинский
и мы с Феликсом получили Диплом Лауреата Шестого Ленинградского смотра 1982 года.
Значительным для меня событием был 4 июня 1999 г. на сцене Александринского тетра заключи
тельный вечер, посвящённый Пушкинским дням в Петербурге.
Торжественный Гала-концерт заканчивал Гимн на музыку Глиэра, который исполнял сводный хор
Академического театра Оперы и Балета им. М. П. Мусоргского и хор Петербургского радио
и телевидения с оркестром театра и колоколами, под управлением главного дирижёра театра
А.АНИХАНОВА.
И не менее значительным было юбилейное приветствие на этой же знаменитой сцене
Алексадринского театра Героя Социалистического Труда, Народного артиста СССР, Лауреата
Ленинской и Государственной премии СССР и Лауреата Государственной премии РСФСР им.
К. С. Станиславского Ю. В.Толубеева.
Стихи «написались» быстро и легко, но честь приветствовать такого артиста «выпросил» у меня
мой друг – директор Малого Оперного театра Борис Баринов. Бывший мастер художественного
слова, работавший в своё время в дуэте со знаменитым П. Рудаковым сделал это лучше
меня!...
Сегодня трудно поверить, что стихи звучали и в Эрмитажном театре Зимнего дворца, и на
Дворцовой площади, и в знаменитом Летнем саду и почти на всех больших сценах Петербурга.
В музее ледокола «Красин» и в бронированной каюте крейсера «Киров» побывала и живет моя
неприхотливая, но верная поэту Муза.
Любопытно, что бы сказал деревенский мальчик, нацарапавший огрызком карандаша в любимом
подмосковном селе Усово, 23 мая 1929 года, своё первое стихотворение «З и м а»?
Сегодня Судьба распорядилась так, что Союз Писателей России не пренебрегает моими
выступлениями в своём элитном кругу - ( Творческие встречи в Доме книги, Доме
журналиста; поэтические альманахи, в которых помещены и мои стихи.)…..
Не считая множества гастролей и сцен в разных городах, служил я в основном в
трёх театрах:
1.ПЕРМСКИЙ ТЕАТР ОПЕРЫ И БАЛЕТА, - давший мне путёвку в жизнь. Там я
сделал свои первые шаги под руководством отца, став впоследствии солистом балета.
2.МАРИИНСКИЙ ТЕАТР в Ленинграде,- где прошла вся моя творческая жизнь.
3..МАЛЫЙ ТЕАТР ОПЕРЫ И БАЛЕТА (Михайловский) в Ленинграде,- в котором рабо
тал я в должности Заведующего Режиссёрским Управлением Театра и оперной труппой,
а затем ведущим режиссёром.
Теперь, оглядываясь на свой путь артиста, трудно выделить ч т о в репертуаре было
больше всего по душе.Но,вероятно, вариация Шута в «Лебедином озере», партия Нурали
в «Бахчисарайском фонтане», Иванушка в «Коньке-Горбунке» и концертный номер Раба,
в постановке отца,- были особенно дороги и любимы. Вместе с тем, по эмоциональности,
темпераменту и технике всегда были «моими» лихие гопаки, мазурки, испанские, грузин
ские, цыганские и другие, захлёстывающие огнём танцы, вроде индусского в «Баядерке»,
или половецкий плясок в «Князе Игоре»…Танец со спортивным кольцом в"Щелкунчике"
в Мариинке.
Значительным было выступление в Москве в зале Чайковского с номером «Экспромт» на
Музыку П.Чайковского в постановке Леонида Якобсона Трио - В.Осокина, Б.Бруски и я,
в сольном вечере балета солистов Большого театра СССР – Ольги Лепешинской и Влади
мира Преображенского.
После Москвы эта программа повторилась и в Ленинграде в Большом зале филармонии.
Выйдя на пенсию в Мариинском театре,- по приглашению засл. деят. искусств, директора
Пермского театра С.Ходеса,- работал несколько лет главным репетитором балета в Перми,
где всё управление труппой приказом по театру было поручено мне, т. к. главный балетмей
стер Марат Газиев был полностью занят постановкой нового балета «Зоя».
Вернувшись вЛенинград, - служил в «Камерном Балете», организованным известным солис
том Большого театра - Петром Гусевым.
Этот коллектив со временем расширился и преобразовался в «Хореографические миниатюры»,
которыми руководил Леонид Якобсон. Мы дружно и согласованно работали вместе с самого
основания этого нового коллектива.
Здесь, кроме должности главного репетитора и зав.труппой, я становился временно «и.о.»
художественного руководителя, возя коллектив по городам, т .к. Якобсон, полностью доверяя
мне, чаще всего сам ездил редко.
С Петром Гусевым было так же: в гастрольных поездках по его указанию балетом руководил я.
(Например в Кисловодске, Томске и других городах.)
Что касается «второй половины меня». то стихи шли рядом с самого детства.
П е р в а я к н и г а «УВЕРТЮРА» вышла в Петербурге 29 октября 1993 года.
Затем – «ПЕРЕКРЁСТКИ»,«РАЗБЕГ»,«ОТКРОВЕНИЯ»,«ЗНАКОМЦЫ МЕЛЬПОМЕНЫ»,
«ЗВЁЗДНЫЕ ВЕХИ», «РЕПРИЗА»,«НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ»,«ЗА СЧАСТЛИВЫМ СВЕТО
ФОРОМ», «ПАПИНЫ СТРОЧКИ О МАЛЕНЬКОЙ ДОЧКЕ», «ПРИЧАЛЫ И ВЁРСТЫ»,
«РЕПРИЗА-2»,«МГНОВЕНИЕ ПОРЫВА»,«ЕЛЕНА», и сейчас в работе «НЕГАСИМЫЕ
ЗОРИ».
Часто, ведя концерты театра, приходилось выступать со стихами; рассказами о работе кол
лектива,- музыке, свете, гриме, построении спектакля и многом другом, отвечая на вопросы
и развивая вкус и интерес зрителя к сложному организму Оперно - Балетного Театра.
В 1955 году музыкальная общественность Ленинграда широко отметила восьмидесятилетие
выдающегося советского композитора, народного артиста СССР Р. М. Глиэра.
После спектакля «Медный всадник» на сцене театра им. С.М.Кирова прошла большая Интерме
дия в исполнении народных и заслуженных артистов, - Н. Дудинской, К.Сергеева, Т.Вечес
ловой и коллектива балета, разыгравших спектакль, написанный мной в стихах.
Такие же спектакли, посвящённые народным и заслуженным артистам, на прославленной сцене
увидел зритель на юбилеях балерин - Ф. Балабиной, Н.Стуколкиной; певцов А.Лазовской,Л.Яро
шенко, концертмейстера Я.Финкельштейна и многих других.
Стихи о А. Лазовской были помещены и в вечер её юбилея в программу спектакля «Фауст»
6 января 1998г. Во время аплодисментов в ложе дирекции заслуженную певицу высвечивал
луч прожектора. Со сцены аплодировала её героиня Маргарита и- роскошный, в шёлковом плаще,
берете с пером и туфлях, поблёскивающих драгоценными камнями, Фауст!
Неожиданно в ложу, где я сидел с дамой, постучалсь две поклонницы-театралки,
с просьбой подписать программку сегодняшнего юбилейного спектакля
с моими стихами.
А в балетном зале на ул. Росси был сразу массовый праздник артистов, во главе с «Патриархом
русского балета» Фёдором Лопуховым, - «Гимн Тринадцати». Торжественно воспеты были все
13юбиляров с их характерными особенностями;где-то с тонким юмором, но всегда уважительно и
по доброму.
Иные Звёзды предпочли быть отмечены стихами в своих книгах.
Так Герой Труда, Народный артист СССР К.Сергеев и Народная артистка СССР Н.Дудинская в
книге «Великий дуэт ХХ века».( С-Петербург-2010 г. стр.257.)
Стихи о премьере балета, заслуженном артисте Семёне Каплан
в книге "Звёзды мирового балета".Санкт-Петербург - 2012 г.
26 января 1978 г. я с манежа приветствовал наш цирк со 100-летним юбилеем стихами «Огни над
манежем»; а наш ведущий тенор, солист Малого театра, засл.арт. РСФСР Виталий Ретюнский спел
соответствующий «романс цирку»,как он,–Альфред,–удрав от ноющей Виолетты, с трапеции с
восторгом величает Цирк!!!
Герою Труда, народному артисту СССР К. Лаврову посвящены страницы в книге «Увертюра» -
С-Петербург- 1992 г. стр.209.)
Героя Труда, Народного артиста СССР клоуна «Карандаша» я приветствовал стихами на манеже
ленинградского цирка 3 декабря 1981 г.
Художественного руководителя Ленинградского цирка Сонина 11 ноября -1995 г.
Народную артистку СССР И.Богачёву
на сцене Мариинского театра (дважды); и в своей книге "Знакомцы Мельпомены",
стр.- 310.
Народного артиста, главного режиссера Малого театра Оперы и Балета С.Гаудасинского в своей
книге «Знакомцы Мельпомены" стр.- 239.
Заслуженного деятеля искусств РСФСР,
Лауреата Гос.премии СССР,Лауреата Парижской Академии танца Леонида Якобсона
в книге "Знакомцы Мельпомены", стр.-180.
Народного артиста Л.Ярошенко на сцене Мариинского театра 17 апреля 1971 г.
Народного артиста, главного режиссёра ГАБТА Г.П.Ансимова,
приветствовал гл. режиссёр
С.Л.Гаудасинский в Москве на сцене Большого театра России 28 ноября 1997 г.
А премьеры балета Пермского театра, засл. артисты РСФСР Кушаева и Орешкевич преподнесли
Адрес в стихах в день Юбилея прима-балерине, засл. арт. РСФСР Клавдии Черменской на сцене
Свердловского театра Оперы и Балета им. А.Луначарского 16 января 1965 г.
Народный артист, главный балетмейстер Большого театра России Ю.Григорович,Народный артист,
главный балетмейстер Мариинского театра К.Сергеев, Народные артисты: Н.Дудинская,
О.Осипенко,Ф.Лопухов,С.Викулов, А.Макаров, И.Богачёва,С.Гаудасинский,Заслуженная артистка
Т.Вечеслова,прима Большого театра А.Волочкова и др. отмечены стихами и помещены их отзывы
и благодарность в книге «Знакомцы Мельпомены, или За закрытым занавесом».
В 1997 году отдыхал я на Азовском море в городе Бердянске, где постоянно проводил занятия с
местными поэтами.
Городская газета «Азовский вестник» № 42, от 12 сентября 1997г.поместила статью
«Поэту Юрию Монковскому», а местный поэт А. Смолянинов написал стихи: «Нашему гостю
из Санкт-Петербурга», и ещё большое стихотворение обо мне в своей книге «Струны
моей души».
За время моего пребывания в Бердянске я прочёл лекцию о театре общественности города, а их
общественно-политическая газета «Патриот Приазовья» на первой полосе опубликовала мои стихи -
«Ветераны». (№ 36, от 12 сентября 1997 г.) и успела напечатать ещё моё стихотворение о природе
их южного зелёного городка, красоту которого я увидел как бы сквозь дымку ударившей
морской волны.
Несколькими днями раньше, - познакомившись со мной - редакция, газеты «Патриот Приазовья»
№ 35, от 5 сентября , поместила небольшую заметку– «Отдушинка».
Автор–заместитель редактора- Г.Бондаренко. Приведу с небольшими купюрами некоторые
мысли из этой статьи, с целью подчеркнуть контрасты тех мирных и наших беспокойных лет:
…«Нам, выросшим в большой и дружной интернациональной семье, трудно дышится в среде
националистов.
И вдруг, как порыв свежего ветра в знойный летний день,- в городе поэт из Ленинграда.
Пригласить бы на встречу с жителями Бердянска.
С приглашением опоздали. Юрий Александрович Монковский пришёл сам. Пришёл в редакцию
газеты «Патриот Приазовья». А куда же ещё? Патриоты тянутся к «Патриоту».
Состоялась встреча Просто так (не за деньги). По велению сердца бывший актёр, режиссёр,
танцовщик лучших в стране театров Ю.Монковский порадовал бердянцев и гостей города
фрагментами своей концертной программы.
Встреча прошла на одном дыхании. И никакого тебе национализма, никакого великорусского
шовинизма. Тяга к прекрасному, толчок к размышлению, восторг и преклонение перед высокими
человеческими ценностями – вот что царило на этой встрече. И всё это шло от щедрого
ВЫКЛАДЫВАНИЯ души нашего гостя, от его величия и доступности.
Воистину: гениальное – всегда просто.
Глубокая Вам благодарность, дорогой товарищ!
Вдохновения Вам и творческих успехов на поэтической стезе, интересных встреч на жизненных
ПЕРЕКРЁСТКАХ, уважаемый Юрий Александрович».
ПОЭТУ ЮРИЮ МОНКОВСКОМУ
Знакомство наше состоялось летом.
Театров русских пламенный актёр,
Солист балета, главный режиссёр
В придачу оказался и поэтом.
В Пальмире Северной я прожил много лет.
Концерты, театральные премьеры
Остались в памяти. Ведь я душой поэт:
Прекрасному в душе не знаю меры.
Вы уезжаете в Пальмиру жить…
Я рад знакомству с Вами, как награде.
Мы оба Музе призваны служить:
Я – в южном городе, Вы – в Петрограде.
Анатолий Смолянинов. г. Бердянск.
Эти стихи и проза вернули меня в ту тёплую землю, когда над соломенными крышами уютных
белых мазанок,- как грибы в траве, утопавших в пышных садах,- дремали в своих больших
ершистых гнёздах мирные и доверчивые хранители дома – аисты.
В Полтаве ещё «малЭньким хлопцем» бегал я босиком под тенистыми кущами фруктовых
садов не возвращаясь в хату аж до крупной бриллиантовой россыпи звёзд на тёплом бархате неба.
В маленькой Виннице я жил и учился; бегая в школу по улицам-аллеям,где густые шатры ветвей
слоняясь чуть ни до земли, неторопливо рисовали на тротуаре свои подвижные тени.
Позже, побывав с гастролями почти во всех крупных городах Украины, уезжая, я с грустью,
неторопливо клал ключи от гостиничного номера в маленькую ручку «коханой» с большими
карими глазами, клятвенно обещая вернуться, хотя капризная фортуна не всегда шла мне навстречу
и, чаще всего, я у х о д и л н а в с е г д а…
...Я обычно исполняю обещанное; и я могу вернуться теперь, если ты не встретишь меня
вместо галушек в сметане с автоматом в руках!...
ПЕЧАТАЛСЯ В ГАЗЕТАХ
РАЗНЫХ ГОРОДОВ.
1.Отрадно,что, - с детства влюбленный в море,- своё стихотворение «Прощание артистов» я впер-
вые увидел напечатанным именно в море, на острове Лавансаари в конце войны, в краснофлотской
газете «Форпост Балтики» № 175, от 30.07.1944 г., когда ездили с концертами к морякам на быс-
троходном тральщике «БТЩ»-69.
2.В газете Мариинского театра «За советское искусство» - лирика, стихи к премьерам, фельетоны
были опубликованы ровно 105 раз.
3. «Советская культура», г.Москва. № 75. 16. 06. 1955 г. «Концерт на полевом стане».
4. «Ленинградсая правда», № 144. 20.06.1957. (В обзоре стихов.)
5. «Вечерний Ленинград», № 144.20.06.1957.(В обзоре стихов.)
6. «Ленинский путь»,г. Алушта, № 112.20.09.1959 г. « Арка», «До востребования»и неоднократно,
15 раз.), став их алуштинским поэтом.
7. «Raudoпoli Veliava»,г.Шауляй, № 85.1960 г. ( Перевод стихотворения «Солдат идёт домой»,
из Алуштинкой газеты «Ленинский путь», № 23. 1960 г.)
8. « Ижорец». Колпино. № 129,от 14.07.1984 г. «Твой труд прекрасен»..
9..«Технический прогресс», г. Ленинград, газета завода им. Жданова. «За наше братство на века»
№ 43,4.Х1.1975 г. «Жар-птица» и другие- ( 8 раз.)
10. «Лужская правда», г. Луга, № 124.5.08.1977 г. «А я любуюсь и горжусь».
( К юбилею города.)
11. «За качество»,Газета ткацкой фабрики, г. Ленинград, № 15,07.05. 1979 г. «Ветераны».
12. «Ленинградская почта».Газета Главполчтамта, № 11.18.03.1981 г. «Счастье».
13. «Ижорец». Газета Ижорского завода, № 129.14.07.1984 г. «Твой труд прекрасен»
14.«Арабеск».Конкурс артистов балета России.г.Пермь.1992г.«Лань»,«Эхо войны»,«В театре» идр.
15. «Славянка». 22.Х1.1996 г.(Из стихов о Н.Дудинской: «И замирал, восторг и слёзы»)
16. «Царскосельская газета». г. Пушкин, № 143.11.12.1997 г. «Бессмертье бронзы».
17. «Мариинский театр». Специальный выпуск. Май 2010.(Новое название журнал-газеты вместо
«За советское искусство»). Стихотворенние - «Великий день» (Цитата из военных лет.).
А теперь маленькая сказка;вернее быль похожая на сказку,как я,учившийся в деревенской школе
в селе Усово и окончивший всего 7 классов должен был стать академиком в
Санкт-Петербургской Академии Культуры (!)
Событие загадочно и нелепо, но это неопровержимый факт!...
Однако, потерпите!...
Давайте побредём потихонечку по короткой, утоптанной травянистой тропиночке через
небольшую полянку, в конце которой уже видна наша красного цвета школа. Это, не считая
церкви, единственное кирпичное здание, остальное обычные сельские избы с палисад
никами утопающими в сирени, с добрососедской компанией кур, неторопливо поклёвывающих
зёрнышки и добродушным, всегда готовым на ласку деревенским барбосом Шариком,
дремлющим у своей избы.
Сейчас Шарик спит, уткнув «под мышку» нос. Но, проснувшись, «улыбаясь», завиляет хвостом,
и неторопливо подойдёт, виновато опустив голову, словно не мы, а он потревожил наш сон.
Ведь этот общий любимец села – свидетель моего деревенского детства, неприхотливого сель
ского быта и беззаботности пока ещё незлобивых Двадцатых годов...
Однако, дворовый петух оповестил утро в селе; тонкий лучик солнышка скользнул по избе,
облизал на шестке крынку с топлёным молоком, заставил сверкнуть оконное стекло, и прос
тая ситцевая занавеска от его скользнувшей ласки стала драгоценной.
Но золотой лучик еще не прополз до конца горницы и исчез лишь тогда, когда, отразившись
от зеркала, ослепил сощурившего глаза кота, вынудив его демонстративно отвернуться.
«Ходики»,- с аляповатым рисунком какой-то картинки-
деревушки с церковкой,- в гостиной дряхло прохрипели.
Кто-то с ржавым треском подтянул их гирьки.
Домашний кот позевнув, выразительно
выгнул спину и крякнувший на печке дед-Харитон,- утвердил наступление деревенского утра…
…С обыкновенным картофельным мешком на лямке через плечо я неторопливо иду в школу.
В мешке учебники. На мешке я, тщательно послюнявив тупой чернильный карандаш, яркими
буквами с художественными загогулинами старательно вывел - З.А. Монковский.
Знакомая гусыня, неторопливо переходя мне дорогу, приветливо крякнула, продолжая с
гусятами свой путь: ведь мы все деревенские, все мирные, Усовские, в с е с в о и!
…Сельский учитель Соколов Сергей Алексеевич был скромный, добрейшей души человек!
Отчитывая ученика он,-стремясь придать себе строгость, закладывал руки за спину и, «увеличивая
себя», время от времени покачиваясь, приподнимался на пальцы.
- Я смею надеяться, что Вы меня поняли, молодой человек? - проницательно восклицал он
чумазому, с нечесаными вихрами деревенскому Пете.
Весь школьный штат состоял из учителя и толстой, добродушной помощницы и уборщицы
Дуняши, напускавшей на себя строгость, отчитывая озорников, но безраздельно любившей
всех. А мальчишки её любили за то, что она иногда позволяла им вместо себя оббегать
вокруг школы с ручным звонком,
звавшим на урок. Естесвенно, за звонок была борьба; и получивший его мгновенно удирал.
Но вот урок идёт: один крохотный класс старательно пишет «палочки»; другой срисовывает
поставленный горшок с цветком, тритий( будто бы) выполняет своё задание; а малышам учитель
шёпотком читает что-то интересное; и, естественно, никто ничего не делает, а все слушают сказку.
На стене в Усовской школе доски не было; она стояла на двух опорах и легко могла переворачи
ваться для продолжения записей на обороте. Разумеется, на переменах мы находили возмож
ность размечтавшемуся растяпе этой умной дощечкой слегка дать по глупой голове.
Конечно, находясь со своей Музой в постоянной абстракции, я не раз получал своё!
Но когда меня, как других, порой в наказание ставили за доску,- как актёр, я компенсировал
своё, проделывая ногами замысловатые выкрутасы и позы на радость хихикавших приятелей.
А п о п а д а л о м н е, потому, что я постоянно дрался с Тонькой Тарасовой.
(Случилось так, что позже, в Москве я увиделся с этой девушкой.
Боже!... Что же я наделал?...
Не затрещинами, а шоколадками надо было дарить это сельское существо, с распахнувшими
бездонную глубину глазами и ангельским ликом, обрамлённым упавшей за спину лавиной
роскошных волос!...
Как же я тогда, - будущий герой-любовник .- явно «недооценивал фактов!»
Но ведь мы всё ещё всерьёз изображали разбойников и упоённо скакали на палочках верхом
по пыльной дороге, или красивой тенистой аллейке, проходившей неподалеку от церкви.
Однажды, к каким-то праздникам, надумали,- как в деревне
говорили,- п р е д с т а в л я т ь!- (Иначе говоря ставить пьесу)-
с - «Петрушку».
Не понимая, что право на главную роль надо ещё заслужить, я безапелляционно заявил, что
П е т р у ш к о й б у д у я!
Но порыв моего пылкого заявления был излишним, т.к. «другого «Петрушки» в деревне просто
не оказалось (!)
Предвкушая свой первый «актёрский триумф» я летал по деревне словно на крыльях, пугая
мирно клюющих кур. Но Шарик был мной доволен, одобряя мой
«ажиотаж перед премьерой» он восторженно лаял, разделяя мою радость.
Подготовка к «спектаклю» вызвала дома общий переполох и радостное волнение. Бабушка
срочно пришивала к своему очешнику лямки, чтобы сделать мне нос.
Самое интересное, что не только ребятишки, а и сельские мужики и бабы проявляли серьёз
нейший интерес к спектаклю в нашем школьном театре. Наш учитель Сергей Алексеевич ста
рательно помогал нам. Каким мягким, каким доброжелательным, каким к р а с и в ы м был
этот скромный сельский учитель в своём хлопотливом усердии!
Представление началось.Я превзошёл себя, выходя в своём
«актёрском запале» из всех мыслимых рамок; и, выскочив из
какого –то ящика, звонким писклявым голосом заорал: - «Здравствуйте, юные зрители!
а подраться не хотите ли? Выходите на меня человек СТО – целым не уйдёт никто!»
Усовским мужикам эта русская удаль понравилась, а моя родная бабушка Мария Александровна
умилённо смахнула слезинку.
В эту минуту я в деревне наивно решил, что моей актёрской судьбой будет непременно
Б о л ь ш а я с ц е н а (!)
Жизнь в Усове шла своей мирной, патриархальной чередой, пока на раздался истошный крик
мальчишек: - Ки-и-н щ и к е д е т!!! Мы бросились ему навстречу. Рыжая лошадёнка с поник-
шей головой неторопливо тащила телегу, на которой вёз киноаппарат какой-то паренёк, грызя
семечки и лениво свесив кнут. Бесполезно повиснувшие сбоку вожжи едва ни касались земли.
Шарик, как всегда, был гостеприимен и доброжелательно встретил гостей из Москвы.
В пожарном сарае,стоявшем посреди деревни,быстро расставили длинные скамейки, на которых
торопливо рассаживались парни, девки и мужики с бабами, а мы, пацаны, – бросились к аппарату,
чтобы по очереди вертеть его ручку.
Бабы в платках, мужики в кепках, мы кто в чём попало. Мерцающий луч аппарата с усилием
проникает сквозь облака махорочного дыма; общий восторг, откровенная оценка вслух, смех по
ничтожным пустякам и громогласная реакция в кульминационных моментах. Интересно всё!, и
кто-то суёт в луч руку, чтобы выяснить « Ч т о б у д е т ? »…
Равнодушен только деревенский Шарик, спокойно спящий под лавкой. Но я воспринимал всё
живо, активно и остро. Я даже помню название одной из немых картин, которая шла тогда
в пожарном сарае – «Замаллу»… (Это был 1929 год!)
Жизнь в Усове того времени по персонажам, быту и обстановке – типичнейший сюжет для
современной кино- хроники Двадцатых годов!...
Но время шло… и,- что касается меня, - деревня, её мирный уклад жизни, уют и всеобъемлющее
царство природы покорили сердце юного романтика на всю жизнь!
…Величавый и таинственный сосновый бор нашёптывал моей неуёмной восторженности свои
волшебные сказки. Луна, цепляя позолотой вершины деревьев, ласково озаряла спящее село.
Но беззаботную идиллию ночи мгновенно разрушило встававшее в пламени зари деревенское
солнце. Казалось, что в е с ь м и р озаряет этот огромный багряный диск, на фоне которого
церковь, домики, лес и вся деревня казались маленькой детской игрушкой…
Когда усовским казакам и индейцам поднадоело скакать на палочке, мы нашли новое занятие.
Рядом с Москва-рекой было подряд три небольших пруда. На теплых их берегах, под тенистыми
шатрами плакучих ив постоянно дремали клубки ужей. Мы соорудили плот, но не до конца, т.к. не
хватило досок и плавали на нём по щиколотку в тёплой воде, управляя нашим нехитрым
изделием последней оставшейся доской.
«Ужи – так ужи, а дружи так дружи!» - потому наши новые приятели были с нами; и, держа
головку над водой, порой проплывали рядом, приветливо улыбнувшись и поблёскивая своей
золотистой , быстро извивающейся ленточкой.
Доброе было время: даже люди и змеи изыскивали возможность для дружеского общения……..
Но вот другая картина: солнечный июньский день. Освежая воздух, отсеребрился тёплый
короткий дождичек; в воздухе порхают бабочки. Мягкий ветерок ласкает кожу, потихонечку
шевелит вихры на голове. Дрожа в солнечном мареве, золотится ближняя опушка леса.
Словно со старинной картины, мы –сельские мальчишки–с кузовками и з б е р ё з о в о й к о р ы,
в деревенских картузах и русских рубахах бежим в лес за грибами. Грибов было много.
Белые, подберёзовики, подосиновики картинно рисовались у стволов деревьев, или прямо
на тропинке, заставляя невольно б р о с а т ь с я к ним. Кудрявое, желтеющее пятно лисичек в
изобилии осыпАло старый пень, «стекая» с него на дорожку. Поблёскивали, прячась под листву
маслята, а в стороне, под тенью резных пружинок папоротника горел огнём большой мухомор.
На опушке желтеют маслята,
Прошлогодняя рыжая хвоя;
От души погулялось когда-то
Мне с тобой, моё Детство босое!
Перепутано буйною рожью,
В васильки и ромашки завито –
Пробиралось твоё бездорожье
Сквозь уют деревенского быта.
И с тоской вспоминаю теперь я,
Как с зарёй зажигал постепенно
Петушиные яркие перья
Стог нахохленный бурого сена;
Как , в косматом застряв перелеске,
Рвало солнце ветвей паутину,
Обводило крапивы нарезки,
По бокам золотило осины…
Невозвратная милая прОжить! –
Засветись огоньками гвоздики!
Захотелось опять растревожить
Мне в душе петушиные крики;
Захотелось под Усово снова,
Поклониться проталинке каждой,
И зелёной прохладой сосновой
Утолить многолетнюю жажду;
Прибежать к золотистой опушке,
Повстречаться с забытой судьбою…
Но найду ли у старой избушки
Я тебя, моё Детство босое?...
…Но вот, наконец-то, наступили и они – долгожданные дни Пасхи!
Предпраздничное настроение чувствуется во всём. Люди как-то, словно изменились, приутихли,
подобрели, здороваются приветливо и кротко; сердца переполняет какая-то умиротворённость,
светлые надежды,словно в о т т е п е р ь, с этой святой ночи,- всё станет хорошо и благополучно.
В избах всё старательно прибрано. Прикрытый чистой салфеточкой
стоит на столе кулич;
в центре белеет, с изображённым крестом пирамидка пасхи, и разноцветными огоньками
украшают пасхальный стол крашенные яички; и на это цветистое блюдо брошена наискосок
какая- то зелёная, кружевная, напоминающая папоротник живая веточка…
Батюшки! … в воздухе запахло куличами, какое-то тепло разлилось в груди и, светлая, радостная
слезинка невольно проскользнула по моей детской щеке…
С тёплой русской печки, долго сидя неподвижно, смотрит на домашний уют наш кот.
У украшенных вербами образов едва заметно колеблется огонёк розовой лампадки.
Всё словно замерло в каком-то благоговении, умиротворённости и всепрощении, в ожидании
радостного полуночного Благовеста.
Во всех избушках горят огоньки; дрожащий свет мерцает на кустах в палисаднике, прерываясь
подвижными тенями, падающими из окон.
Муха на столе то передвинется, то постоит в предвкушении праздничной трапезы.Но всё надёжно
закрыто; всё благословенно в этот святой день, обещающий всем мир и радостные перемены.
Одеты все празднично и нарядно: бабы в лучших платках, мужики в сапогах начищенных до
блеска, девчата в новых блузках и бусах, ребятишки, коты и собаки приглажены и приведены в
порядок… В доме какая-то благоговейная радость, смирение и надежды переполняющие душу.
Чинно, молча по серёдке дороги все шествуют к храму. У церкви уже чернеют силуэты людей.
Сквозь открытые двери видна позолота, слышатся отдалённые звуки молитвы,
внутри мерцает от горящих свечечек какой-то тёплый дрожащий свет.
Стены церкви уходящие в темноту слабо озарены отражённым светом от дрожащих огоньков
свечек и мерцающих звёзд, щедро осыпавших тёмное небо.
Наконец ударила полночь!...
Резко вспорхнула испуганная стайка голубей. Ночь наполнилась заливистой россыпью звона, и с
бесконечным повторением «Христос воскрес!» - пошёл Крестный ход …
От задвигавшихся огоньков над головой поползли, словно ожив, подвижные тени веток.
Впереди процессии, несли большой крест, украшенный цветами,одна за другой плыла над толпой хоругвь.
Вся эта необычная ночь, отражаясь искрами на крестах и ризах священников, и вся
эта дрожащая и мерцающая фантастика света, на фоне звёздного неба, сделала
словно «летавшими огоньками» мелькавшие стайки голубей…
Это т в о й день, т в о я святая ночь,- открытая, добросердечная, но Великая Русь!
Святые огоньки не погасли, но… страничка детства перевернулась!...
…Вечно влюблённый молодой человек,с портфелем учёного,с благопристойным видом,деловой
походкой шёл в Ленинграде через Марсово поле в свой Институт Культуры им. Н.Крупской.
Случилось так, что я первым оказался, после- «легкомысленного балета»,- в у ч ё н о м
м и р е, приглашённый туда зав. кафедрой деканом Института С. Пинхасовичем на место
преподавателя
Хореографии и балетной драматургии.
Инициативу я проявил сразу. При мне прикрепили к стенам тренажные палки , («Станок»,как это
называется на нашем языке: «Тренаж у станка, или у палки, потом середина!»), убрали лишнее,
осталось дело за большими, - во всю стену,- зеркалами и обычный зал станет балетным классом.
- Поразительно! – ликующе взвизгивал проворный Пинхасович – обычно «сачкующие»
студенты дружно бегут к вам! Ф а н т а с т и к а !
Первую встречу с молодёжью Института я начал с лекции «Беседа о театре», раскрыв массу
интересного и совершенно незнакомого для них. Например о пяти условиях, необходимых для
создания всякого художественного произведения; чему нас в свое время учил балетмейстер
Большого театра и педагог Института Ростислав Захаров; и Ленинградский театровед, профессор
Леонид Арнольдович Энтелис, в Институте при нашем Дворце искусств, на Невском проспекте.
Я рассказывал о театральных эффектах и тайнах, свете, гриме, музыке, взаимодействии всех
компонентов спектакля и ансамблей на Большой сцене.
Студентов интересовали пожары, например в «Хованщине», когда видно как обугливается крыша
скита, в котором сжигают себя монахи: идёт дым и вдруг озаряет сцену взрыв искр и пламени.
Или в «Русалке»: во время свадьбы Князя, изменившего любимой, слышен её голос. Все замирают
в недоумении; светлые стены терема плавно исчезают и в синим вечернем свете виден текущий
Днепр, над которым стоит любимая. А через мгновение вновь возвращается светлый терем.
В балете «Корсар» вызывает неизменный взрыв аплодисментов, прямо во время действия,
момент, когда на глазах тонет большой корабль, ломаются мачты, падают в море люди.
В спектакле «Медный всадник» в сцене наводнения идёт проливной дождь, ветер срывает
вывеску «Аптека», гнутся ветки деревьев, кто-то тонет, в огромных волнах, а герой
борется с лодочником, заставляя его повернуть назад и плыть на остров к любимой.
В этой сцене огромнейшую роль играли не только свет и техника, а , конечно, и впечатляющая,
волнующая музыка бури, - яркий лейтмотив основной темы балета!
( Были случаи, когда в Мариинке люди в первых рядах инстингтивно приподнимались с кресел.)
Неизменные аплодисменты вызывал финал первой картины «Лебединого озера» в поста
новке знаменитого Фёдора Лопухова, когда на красивой музыке, исчезала улетающая
стая лебедей, а один – большой и красивый – делал над сценой прощальный круг…
Девочек же интересовали больше не пожары и потопы, а роскошные балы; озарённые люстра
ми белоколонные залы в «Евгении Онегине», «Декабристах», платья, веера кринолины,-
всё,до пудреных париков,декольте и интригующих «мушек» на лилейных ланитах светских львиц.
Студентов заинтересовало и участие животных в спектаклях: ослик Санчо Пансо и лошадь
«Дон Кихота»; кони в «Князе Игоре», «Лауренсии», на Сенатской площади в «Декабристах»,в
«Хован
щине», «Коньке-Горбунке» и других спектаклях…
В театре я всегда был влюблён в прожектора,- их прицельный, узкий луч, вырывающий из мрака
нужную сцену и способствующий многим сценическим эффектам.
(Кстати, и военно-учётная специальность у меня была «ВУС-49» - прожекторист.)
А как красиво в Алуште: могучий сосредоточенный луч ночью ярким снопом уходит во мрак над морем,
или лижет чёрный бархат южного неба, а в его свете мерцают сотни танцующих мошек и наивных
мотыльков, принимающих зеркала прожектора за солнце.
Я официально работал в ложе на прожекторе в Виннице и потом в Перми; приходил задолго до
начала спектакля, чтобы обласкать любимый прожектор мягкой бархаткой, проверить выписку
на сегодняшний спектакль,а потом, сделав сильный узкий луч,побродить им по сцене и тёмным
ярусам пустого зала.
В виннице были прожектора дуговые (Вольтова дуга). И однажды на опере «Трильби» случился
такой казус: в последней заключительной картине оперы,которая идёт в темноте на одном узком
луче прожектора,направленного в центр на ложе, окружённой друзьями умирающей красавицы,
когда звучит только одна красивая мелодия скрипки, мой прожектор вдруг неожиданно
затрещал на весь театр; луч запрыгал и стал двоиться, заставив физиономию умирающей
красотки «дёргаться» и исчезать!
Зрители сдержанно смеялись, а я онемел, не в силах что-либо сделать, кроме того, что
выключив прожектор оставить сцену в полной темноте.
Не весёлая забава, подумал я!
Чрез несколько часов об этом знало пол-Винницы, но осветитель был не виноват. Я специально,
зная, что в конце этой оперы будет «моё соло»,поставил в прожектор новые угли, а они оказались
сырыми…
Вообще играть с прожектором интересно!
На гастролях в Вятке, когда закончился сезон в летнем театре сада К. Либкнехта, мы с приятелем
вытащили прожектор на балкон и яркий узкий луч начав шарить по кустам, заставлял влюблённых
отскакивать друг от друга; а когда мы поменяли свет на красный и навели на дома, стёкла
вспыхивали огненным пламенем и удивлённыё горожане выскакивали в трусах, чтобы выяснить
где пожар?
Как- то я из своей прожекторной ложи освещал в Виннице гастрольный спектакль с знаменитым
на весь мир «Отелло» – Ваграмом Папазяном, который родился в 1888 году в море на корабле
шедшем из Каира в Константинополь в ужасный шторм. И в честь общего спасения, в этой
страшной буре, ребёнку-, словно спасшему их жизни Ангелу,- дали, по общему согласию имя,
которое нёс на борту уцелевший корабль – В а г р а м !
Это был знаменитый, единственный в мире настоящий Отелло,- чёрный мавр,- который
мог играть эту роль без грима, но безумных страстей которого боялись Дездемоны всего мира!
Вообще, в дальнейшем на сцене Мариинского театра, в который приезжают все «великие мира сего»,
мне пришлось повидать немало интересных гостей. Так однажды явилась на «Лебединое озеро»
в прошлом мировая красавица, кинозвезда Франческа Галь, героиня повсюду шедшего
нового фильма «ПЕтер». При нашей встрече я ещё был не старым и в гриме красивым.
Она подошла, секундочку помолчала, глядя мне в глаза, и коснувшись своей ручкой моей щеки,
на ломаном русском прошептала: - К а к о й краси-и- вый!...
Побывал у нас и король Эфиопии Хайла Силассия; в чалме и своём национальном костюме,
ярчайший типаж, уже готовый для балета «Баядерка».
Президент Соединённых Штатов Америки Никсон,- тоже на «Лебедином озере», - положил к
ногам «Лебедя» роскошный букет.
Герои индийского, нашумевшего сериала «Бродяга» Радж Капур и Рита Наргис, вызвали наши
дружные аплодисменты; а вот Герой космонавт Герман Титов, растерялся от дружных хлопков
героев балета «Бахчисарайский фонтан», стоя со смущённой улыбкой в нашем необычном
кругу рядом с нежной Марией и, распустившей свою чёрную косу Заремой.
На балете «Тарас Бульба» мне, как солисту, был вручён букет цветов от дирекции театра
для подношения почётному гостю. В антракт все участники спектакля в костюмах и гриме собрались на сцене.
Под наши овации с правительственной делегацией явился наш дорогой Никита Сергеевич
Хрущёв, и так вышло, что он, направляясь к центру сцены, шёл прямо на меня, улыбаясь и пока
зывая свою, знакомую всему миру, щёлку в передних зубах.
Букет я вручил… а куда деть ладонь, п о ж а т у ю ц а р ё м ???
Когда церемония окончилась, подходившие ко мне друзья говорили одно и тоже:
- Никогда не мой руку, которую п о ж а л ц а р ь…
Но вернёмся к моему творчеству вне театра.
Занятия в Институте Культуры я вёл увлечённо, со свойственной мне энергией, темпераментом
и в нужный момент , хотя и не часто , уместным юмором. Молодёжь взбадривали в паузах
моменты, когда я что-то показывал сам со странным для них порывом и стремительностью.
В каком-то выпускном спектакле студенты попросили меня поставить танцы, естественно, я не
отказал в их просьбе, и это был новый, увлекательный период нашего общения.
Однажды собрались девочки, которые с родителями ещё видели меня на сцене Мариинки в
главной роли в балете «Конёк-Горбунок». Ломаться было неуместно и как-то в свободное
время мы все встретились. Я принёс программку балета, рассказал о всех семи картинах в
которых активно был занят Иванушка: экспозицию спектакля, где перед закрытым
занавесом была неподвижная сцена, в которой старик, окружённый детворой, как бы рассказы-
вает сказку о Коньке-Горбунке; а в центре, в луче прожектора Иванушка сидит на своем Коньке,
устремив взор вдаль, в будущую сказку. Потом прожектор гас, поднимался главный занавес
и открывалась яркая, красочная картина базара, с вертящейся каруселью, суетой, и танцами.
Впечатляла сцена грозы в ночном поле, когда Иванушка, оставшись один, закрывшись зипуном,
засыпал, а братья уводили двух живых белых коней с золотыми гривами и хвостами.
(Ребятишки в зале кричали, пытаясь меня разбудить.)
Интересно проходила сцена в Ханской палате, где Иванушка, хлопая волшебным кнутиком, застав
лял танцевать поочерёдно оживающих на стенах фресок.
Детишки хлопали в зале, видя как Иванушка спускался верхом на раке в подводное царство,
и визжали когда под самые падуги бил огромный, мощный фонтан, озарённый с колосников прожектора
ми , ломавший танцующую радугу и меняя один за другим разные цвета.
В сцене танцующих нереид Иванушка находил Царь-девицу, влюблялся в неё и, схватив на руки,
утаскивал красавицу за кулисы.
Во второй сцене в ханской палате уже отчётливей обозначалась тема их взаимной любви.
Иванушка горячо обнимал Царь-девицу, выходя с ней вперёд на рампу, опускался занавес и детки
дружно аплодировали, с а м и н е п о н и м а я ч е м у (!)
В короткой и тёмной картине,- Иванушка, горячо обняв свою Царь-девицу, ловко
забегал на постамент, бодрым жестом руки прощался с ней и Коньком и смело прыгал в кипящий
котёл.
Заключительная сцена свадьбы Царь-девицы с Иванушкой
ослепляла взор блеском огней и красок, ликующей суетой заполнившей сцену толпы.
Общее ликование сменялось многочисленными танцами. Свет софитов заливал сцену, из лож,
прожектора провожали каждое движение молодожёнов, играли два оркестра – симфонический
в оркестровой яме и духовой на сцене.
В конце спектакля несколько человек, на огромном золотом блюде подняв Царь-девицу с
Иванушкой над ликующей толпой, понесли молодых вокруг сцены.
Ну, разумеется, Иванушка забросил свои лапти, красуясь в роскошном золотом кафтане, стоячий
воротник которого был украшен драгоценными камнями, блестели золотые сапожки, а его куд-
рявую голову украшала шапочка с пером.
В молодых летели цветы, гремела музыка двух оркестров лучи прожекторов бродили,
облизывая сцену, аплодировал зал, визжали дети…
Свадебное торжество закрывал медленно опускавшийся знаменитый Мариинский занавес…
(Нам оставалось только выйти за него на поклон.)
- Когда Мариинка праздновала нашу свадьбу с Царь-девицей вы были ещё малышами! –
сказал я подружкам, заворожено слушавшим мой рассказ.
Ну, конечно же, девиц интересовал вопрос о театральных поклонницах.
Касаться этой необозримой темы было немыслимо,потому по их настойчивой просьбе я рассказал
только один безобидный эпизод.
На утреннем спектакле «Конёк-Горбунок» зал,как обычно,был переполнен. Партер, ложи и ярусы
озарённые люстрами, кипели пёстрой толпой детишек и взрослых.
Повсюду мелькали белые "мотыльки" программок,
линзы бинокли, оживлённые лица зрителей. Стоял знакомый праздничный гул зала, ожи-
давшего чуда, которое пока что скрывал величавый,загадочный, неподвижно стоящий Занавес.
А за занавесом стоял я. Точнее,- не я Юра-, а мой Иванушка, показывающий приятелю, свободному от
сегодняшнего спектакля, в дырочку в занавесе на красивую блондинку в третьем ряду. Она что-то
искала в сумочке, потом неторопливо осматривала переполненные зрителями
ярусы ликующего ,празднчного перед предствлением зала, а мы
смотрели на неё…
- На, пойди отнеси ей шоколадку!...
Я следил как он проползает к ней меж тесно сидящих зрителей, как она в недоумении пожала
плечами, когда он отдавал ей мой «презент» и как улыбнулась, прочитав на обороте- О т д у р а ч к а!
…Всё это трудно объяснить, не испытывая той же сладкой тревоги и сегодня!
Конечно, спектакль был о с о б е н н ы м !...
После спектакля не она мне ,а я ей поднёс, приготовленные заранее, цветы; мы выбрались из
круга почитателей к моей машине, и на этом, давно забытый эпизод, как и моё повествование
о балете, точнее о п р о ж и т о й н а с ц е н е ж и з н и были закончены…
И В А Н У Ш К А
Много лет я был бессменно
В славном театре Дурачком,-
Ночь, гроза, пустая сцена;
Я один...лежу ничком.
Звёзды нА небе считаю,-
Тычет в падуги рука;
И на помощь вызываю
Вездесущего Конька.
Всей душой поверив в Сказку-
Углубляюсь,- ролью пьян,-
В поле,в рожь,в лихую пояску,
В царство Хана,в "окиян";
Вправду всё:
живые кони,
Хан, Царь-девица моя...
Отрезвляюсь лишь в поклоне
Перед занавесом я.
Между тем, в Институте моя, вроде бы, успешная стезя к званию профессора Академии внезапно
оборвалась. Меня неожиданно вновь пригласили в м о ю стихию на родню сцену в качестве
главного репетитора балета… и я не устоял!...
Огорчённый Пинхасович, глядя поверх сползавших очков, выразительно предостерегал меня от
этого,- как он сказал,- опрометчивого шага: - Уважаемый коллега! Ведь вас ждёт здесь высокое
звание профессора Академии Культуры!- П р о ф е с с о р а, милейший Юрий Александрович!
Театр хорошо! Но ведь это ристалище переменчивых взлётов и эмоций, это проходящее
сиюминутное торжество чувств, захлестывающее вас наплывом
воспламеняющих, но бесследно проходящих страстей! А к а д е м и я,- вот апробированная,
стабильная база разума и науки! – основа и опора плодотворного созидания, прогрессивный,
единственно верный, путь образованного человека!
О-о-о! – после паузы - возопил он безнадёжно, решив, что я недоступен для понимания и, стало
быть, потерянный субъект для науки!
Но на мой взгляд что-то явно не совпадало: ученик сельской школы и профессор Академии,
- явный парадокс, чепуха, нелепица, фантасмагория!
Я в е р н у л с я на с л у ж б у С ц е н е!..
Мой большой друг, блестящий танцовщик, премьер балета Мариинского театра Борис Брегвадзе
служил Пинхасовичу и культуре верой и правдой много лет , вместо меня – Иванушки дурачка- став
профессором Петербургсой Академии…
… Но переберёмся из Академии в лес, в театральный пионерский лагерь «Дружба» в г. Лугу, где
я работал по назначению Управления Культуры художественным руководителем много лет подряд,
сочинял и ставил свои спектакли в стихах: «Союз разноцветных галстуков», «Пионерские ступени»,
«Лесная сказка», «Пионерский салют», «Один за всех», Палкан и Петя» и др. Писал стихи для
выступлений ребят на Родительских днях и других праздниках. Занимался с теми ребятами,
кто проявлял творческие способности,
приносил мне свои стихи и рисунки. Рассказывал на общем сборе отряда о «тайнах кулис»,
проводил сценические этюды по избранной теме, с ориентацией «Малого круга внимания на
воображаемом условном предмете»;
( По Станиславскому), сопоставляя другие сценические приемы, условности и задачи.
Однажды в моей лагерной практике был вообще из ряда вон выходящий случай:
За заболевшего начальника лагеря Виталия Викторовича Яшина мне пришлось открывать
лагерную смену, встречать приезжавших родителей и гостей и проводить торжественную
линейку.
(Как и в балетной труппе Леонида Якобсона, по необходимости побывать «И.О.» начальника лагеря. (Есть фото.)
В зимний же период, после беззаботного и как бы праздничного лагерного творчества, нас
с Музой ждал уже серьёзный выход на городские сцены и различные юбилеи и мероприятия.
Исполнялись мои романсы в Москве солисткой Пермской оперы – Н. Куклиной, получившей
там тогда звание Лауреата 1-го Всесоюзного конкурса вокалистов.
В.Руновским, тоже солистом Пермского театра, певшим в Перми.
С композитором Кумзерским был написан «Торжественный марш».
В Вырице прозвучала «Урожайная» в Вырицком ДК и сюжетная программа для сельчан.
В Военной Академии в Монино, по просьбе командования, поставил "Элегию Рахмани
нова",которую исполняли бывшие участники танцевального ансамбля майор,Герой
Советского Союза Баршт и его жена Елена, в прошлом балерина.Для концерта в Монинском ДК.
В другой раз, там же в Монино, поставил для
участников ответственной программы в Москве Вальс Крейслера
Солнцевой и Грибину: "Программа заключительного концерта-
смотра художественной самодеятельности военно-воздушных сил СССР.
23 августа 1947 года.Гор. Москва".
Для праздника в лагере под Рождествено я тоже делал новую концертную программу с новым
композитором и коллективом. Прозвучал и новый Гимн, написанный для их фабрики.
Писал на оперную, и специально написанную музыку солистам и хору Малого театра. Для
театральных юбилеев многих театров города: Мюзик-Холла, ТЮЗА- (21.02.82.),Театра Комедии -
(24.12.1979.), Большого Драматического Театра,( в дни юбилея Народного артиста СССР, Героя
Социалистического труда
К. Лаврова), Александринского театра и др. Для праздничных «Огоньков» заводов и Вырицкого ДК.
С главным режиссёром Малого Театра Оперы и Балета Станиславом Гаудасинским,
по заказу Мэрии Санкт-Петербурга работал над «Гимном Великому городу» на музыку Глиэра.
В о т п р о г р а м м а.
«Мэрия Санкт-Петербурга.
Большой Концертный Зал «Октябрьский»
ТОРЖЕСТВЕННЫЙ КОНЦЕРТ, ПОСВЯЩЁННЫЙ 50 -ЛЕТИЮ ПОБЕДЫ
В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ
7 мая 1995 года
Санкт-Петербург
(После выступления всех Звёзд и театрализованных сцен с мимансом прозвучал ) -
Р.Глиэр, Ю.Монковский – « ГИМН ВЕЛИКОМУ ГОРОДУ»
Сводный хор –
ХОР ГОСУДАРСТВЕННОГО АКАДЕМИЧЕСКОГО ТЕАТРА
ОПЕРЫ И БАЛЕТА имени М.П.МУСОРГСКОГО
ПЕВЧЕСКАЯ КАПЕЛЛА САНКТ-ПЕТЕРБУРГА
ХОР САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО РАДИО И ТЕЛЕВИДЕНИЯ
ХОР АНСАМБЛЯ ПЕСНИ И ПЛЯСКИ ЛЕНИНГРАДСКОГО
ВОЕННОГО ОКРУГА
ХОР МАЛЬЧИКОВ ХОРОВОГО УЧИЛИЩА имени М.И.ГЛИНКИ
Ведут концерт дикторы телевидения
Людмила ПЕЛЕВИНА и Михаил БЫКОВ
В концерте принимают участие воины ЛЕНИНГРАДСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА
Автор сценария и главный режиссёр –
Лауреат Государственной премии России, народный артист России
Станислав ГАУДАСИНСКИЙ
Главный дирижёр -
Народный артист России Станислав ГОРКОВЕНКО
Главный хормейстер –
Лауреат Государственной премии России,
Народны артист СССР
Владислав ЧЕРНУШЕНКО
Режиссёр кино –
Василий ДРЕМЕЛЬ
Студенты Санкт-Петербургской
Государственной консерватории имени Н.А.Римского-Корсакова.
Концерт прошёл,
как указано в программе, в праздничные дни 7 мая 1995 года.
Сцена впечатляла ярким оформлением и участием ансамбля в составе более 300 человек.
Но не менее «ослеплял» и зал, погонами, орденами и медалями ветеранов и героев войны,
уважаемой, почётной и избранной публикой праздничного Петербурга.
…В моей же личной творческой жизни, в активности и устремлённости не бывает пауз!
Стихи и песни на стихи не раз звучали по радио Петербурга и России, были передачи и
по телевидению , и как о поэте и как об артисте и без меня и с моим непосредственным
участием.
Так, 8 и 9 мая 2015 г. наш с композитором Людмилой Шаховой марш «Ветер победы»,
с небольшим рассказом о моей фронтовой и творческой жизни и пожеланием успехов
прозвучал четыре раза: по России в Москве, и по станциям – «Пулковский меридиан»,
«Малая Садовая» и «Город и горожане» в Петербурге.
В концертах исполняются Романсы и песни на музыку Ленинградских композиторов
Валериана Стратуцы, Людмилы Шаховой, Галины Куриной (члена Союза Композиторов),
Виолетты Гриневич, Татьяны Неги и др.
Так стихи и сцена, гармонично дополняя друг друга, приобщили «поэта-артиста» к служению
культу двух Муз.
Настоящее время держит этих Муз, как неуёмную тройку, в узде своих законов, но
пристальная, зоркая Память не расстаётся с прошлым,
наградившим меня красочной палитрой первых впечатлений:
...Подмосковное село Усово, уже упомянутое мной, явилось в жизни одной из самых значительных,
незабываемых вех!
Как к чудотворной иконе, приобщился я там к одухотворённому, чарующему миру русской природы!
Заборчики небольших палисадников, почти полностью заросших сиренью; прикрывшее кровлю
облако черёмухи; луга у «МосквА-реки», в шелковистой метели ромашек, с головками
колокольчиков, насквозь пронизанных светом, яркими огоньками гвоздик…
Потом зима!...- скрип розвальней по первому снегу, бриллиантовые ели в таинственных
глубинах соснового бора; избушки до самых крыш утонувшие в сугробах, с огоньками в маленьких
замёрзших окошечках. В полутёмной избе – уютное потрескивание русской печи, причудливые
отблески пламени на стенах с нашими тенями-великанами, а из полумрака прохладной,
застеленной чистыми половиками горницы – кроткое мерцание сиреневой лампадки…
Жизнь в деревне определила возникновение многих стихов о природе и тёплое любовное
отношение к земле своей Родины…
Ещё в детстве придя на околицу села, я вступил в тот добрый старый мир, который одарил меня
навсегда своим теплом и уютом.
Пока отец возил свой балет по городам, мы с бабушкой,- доброй старушкой, -как и милый
Пушкин с Ариной Родионовной,- жили в деревне; точнее – в подмосковном селе Усове.
Бабуля заботилась о внуке, вязала ему варежки и шерстяные «напульсники», как в старое
время, которые сразу согревали руки; готовила в русской печке в глиняной крынке вкусные
картофельники с жёлтокоричневой запекшейся корочкой, на н а с т о я щ е м молоке
«нашей» стоявшей в хлеву коровы. Там же хрюкал поросёнок, кричал петух, путались под
ногами куры и фыркали, гулко стукая копытами о деревянный, замусоренный сеном и
навозом пол две лошади - Аксютка и Сашка, которых мы с их сыном и моим другом
Митькой Денисенко водили на речку купать. Вернее, не мы их водили, а они нас везли.
Ехали верхом без седла, с одной уздечкой, и без штанов в одних трусах.
Ну как передать это деревенское чудо, когда опьяняющий запах степных цветов кружит
голову, прищуренный в безоблачную синь взор ловит ,- как символ твоего детского
счастья - мелькнувшую ласточку, а шёлковые, разноцветные лепестки цветов и какие-то
зелёные шарики мягко шлёпая, ласкают брюхо лошади и твои мальчишечьи босые ноги…
Зимние праздничные гулянья в Усове тоже были задорными, шумными и весёлыми.
Параллельно реке шла не крутая, длинная гора Сахарка. С неё нам нравилось долго и
спокойно катиться. Это было удобно и приятно на лыжных прогулках. Но нас привлекала
другая, шедшая поперёк – гора Каменка, круто падавшая вниз.
В праздничные дни и особенно ночи здесь было неуёмное веселье всей деревни.
На вершине горы, между бриллиантовой россыпью звёзд и снега, словно растрёпанные
волосы огненной ведьмы, метался и пылал огромный костёр. Снопы искр улетали в тёмноту;
в озарённых
вершинах деревьев суетливо плясали фантастические тени. Белый дым неторопливо всплывал в тёмное
небо,
переплетаясь и рисуя свои причудливые зигзаги:
бабу Ягу, бороду Черномора и других чудищ, представляемых нашим воображением. Всё восхищало, переполняло
избытком чувств и счастья,
не давая возможности остановиться, опомниться, нам,- сельским ребятишкам, с нашей неуёмной детской фантазией.
А сельские девчата и парни горели своими страстями: пылал костёр,пылали и страсти!…
Крики восторга и молодой смех оглушали «ночную гулянку» в этом уголке земли!
Мы,мальчишки, забыв от счастья всё на свете , с разбега скатывались на санках, кувыркаясь в снег и сшибая друг друга;
девчонки визжали, вертясь на замороженном решете. Как белые мотыльки, вспыхивали в
проблесках огня от костра беспорядочно летавшие во все стороны снежки.
На вершине горы столпились ребятишки, в предвкушении неожиданного сюрприза: парни
распрягли лошадь, загнули оглобли и настоящие деревенские сани с парнями и девками покатились с крутой горы
под визг девчонок, смех и свист парней, теснившихся вместе и, будто бы с л у ч а й н о, вместе
свалившихся в сугроб. С криками «Куча малА!» компания р а с п у т а л а с ь н е с р а з у, н е
т о р о п я с ь встать! Но нас п о к а не интересовали эти з а б а в ы, которым потом было отдано
немало золотого времени, вдохновения, страстей и сил!
В один из таких вечеров, раскрасневшийся, в мокрых варежках, притащив за собой заснеженные
санки, в нашей тёплой избе я взахлёб рассказывал бабушке, хозяину- дяде Харитону, удивительно
напоминавшего какой-то комический персонаж из фильма,- хозяйке тёте Груше и их детям Насте,
Кате, Лизке и Митьке Денисенко о сегодняшних весёлых приключениях на нашей горе Сахарке.
Наступило время ужина.
Тётя Груша, почерневшим от времени ухватом, поставила на стол чугун со щами. Сев вокруг
большого стола, мы все вместе, перекрестившись и взяв ломоть своего деревенского
хлеба, каравай которого ещё лежал на шестке в капустных листьях, приготовились к трапезе.
Шустрая взбалмошная Лизка потянулась к чугунку первая и тут же получила по лбу брызнувшей
щами деревянной ложкой от отца Харитона: - «Знай своё место!»…
Мы черпали поочерёдно, без тарелок, прямо из чугунка, но как ни старались аккуратно донести
раскрашенную ярко- красными ягодами и зелёными листьями деревянную ложку - жирная
дорожка щей шла к каждому из нас…
…Вечер был снежный и тихий. Я зашёл в пустую полутёмную горницу. Пахло чистотой и,
как на сеновале, каким-то типичным деревенским уютом. Простые крахмальные занавески,
с продолговатыми дырками, изображавшими цветы, слегка приоткрыв замороженное стекло,-
являли сказочную картину джунглей с лианами и пальмами, склонявшими широкие
серебряные листья к какой-то горной вершине с обрывистыми спусками, заканчивавшимися
внизу гладкой снежной равниной. Морозное стекло, которое трепетно мерцало в темноте от
дрожащего света лампадки, когда я долго нам него смотрел, напомнило мне театральную
декорацию, театр, кулисы, поездки по городам с мамой и папой, и грусть затуманила слезами
мои глаза.
Неожиданно домашний кот, мягко изогнувшись, обласкал мою ногу и мы вдвоём вышли из
полумрака…
На следующий день меня ждал приятный сюрприз. Должны были на денёк приехать мама с папой.
Это был самый дорогой подарок и от моих слёз не осталось и следа.
Мы с Митькой Денисенко спешно готовились к встрече. Из консервной банки, бутылки без дна
свечки и проволоки для ручки мы сделали фонарь.
И вот настал счастливый день, вернее, вечер, когда мы должны были пойти на станцию Усово.
Станция была близко, мороза и ветра не было и отдельные снежинки, неторопливо кружась,
невесомо замирали в воздухе.
Но, хоть было ещё не поздно, темнота стояла полная. Однако, наш самодельный фонарь из
банки и свечки в бутылке без дна вполне оправдал надежды. Больше того, он «показывал нам
туманные картины»: по заснеженным заборам и кустам, по крышам утонувшим в сугробах
избушек разухабисто шагали с прыгающими санками наши огромные тени-великаны, то
отставая, то обгоняя нас…
Быт доброй деревни, связанная с ним незлобивая доверчивость детства, неожиданность
открытий, наконец - откровения сельской природы - вот ЧУДО, поставившее на колени мир
моих юношеских впечатлений и надежд!
Вторым чудом уже в период юности оказалось Чёрное море, с его яростными штормами, или
ленивым накатом прозрачных, как голубое стекло волн, словно несущих к берегам свет в гранях
своих мягко надламывающихся и рассыпающихся султанов.
…А колдовская прелесть бархатного, густо осыпанного крупными звёздами неба?! Туманные чаши
магнолий, бриллиантики светлячков в тёмных глубинах парка; в серебристом мерцании стройные
ряды кипарисов; шатром повисающая крона пальмы, сквозь резьбу которой золотится
узкая дорожка луны… - всё было раем на земле!...
Какое порабощающее сочетание: сцена - стихи – море!...
Тогда же соединились Природа и… Женщина, – слитые воедино, великие для меня Боги!
Женщина!...- не в том примитивном понимании, которое я не осмелился бы здесь декларировать;
но Женщина –тонкое, органичное, духовно возвышенное существо, облагораживающее, подни
мающее человека над серой обыденностью равнодушия; одним приближением своим высека
ющая горячую искру надежды и страсти – к творчеству, труду и вдохновению; прилив обурева
ющей жажды жизни, вызванный лучезарным сиянием завораживающего Образа!
Не случайно поэтому одно из моих стихотворений о Весне заканчивается следующими словами:
…Лишь Весна, что с зарёй золотится
В розоватой рассветной пыли,
Блеском с женщиной может сравниться –
Лучезарным созданьем земли!...
И ещё: я преданно любил друзей; и был убеждён поэтому, что всю жизнь меня окружали только
друзья. Вероятно это было не так!
Но если в тебе, дорогой читатель, эти поэтические откровения найдут хотя бы самый небольшой
дружеский отклик, я поверю, что не напрасно отрок выползал на сцену, а юноша пылко любил
красоту родной земли, сочетая с её могучими чарами наивные опыты первых строк.
А главное – я буду обязан тебе своей неподдельной радостью и самым глубоким искренним
признанием!
ю. м.
Санкт-Петербург – 1998 г.
===== * =====
Ш А Г Н А С Ц Е Н У
(По воспоминаниям и предисловию к пятой книге
«Знакомцы Мельпомены, или За закрытым занавесом»)
Какое величайшее благо, что человек способен вернуть своё невозвратное прошлое, воскресив
его воспоминанием.
Вот и я вижу- яркую красочную афишу: «Большой балетный дивертисмент, в постановке главного
Балетмейстера А.Э.МОНКОВСКОГО, при участии прима-балерины МАРИНЫ
КОРСАКОВОЙ и всей труппы».
Бросив поспешный взгляд на этот анонс с именами моих родителей, запаздывающие зрители
торопились забежать в театр, где мой батюшка – «Тореадор» -- уже остервенело
вертел «Андалузку» - мою матушку, отчаянно уцепившуюся руками за его шею. Тогда
такой «трюк»
казался невероятным и неизменно вызывал дружные аплодисменты, сливавшиеся с ещё играю-
щей музыкой. Впрочем, в этот хаос звуков вливался ещё один,- неуёмный рёв младенца, которого
две балерины за кулисами на гримировальном столе безуспешно пытались заткнуть в пелёнки.
Своенравный бунтовщик выплёвывал соску, размахивал руками и отшвыривал эти ненавистные
пелёнки, проделывая ногами невероятные выкрутасы. ( Да, да! ты прав, терпеливый мой читатель;
как ни стыдно признаться, – этот бунтовщик был я!...)
Через некоторое время, опаздывая на очередной концерт ,меня, полузавёрнутого, как кулёк, уже
тащили под мышкой за собой; причём мои голые ноги свободно болтались под проливным батум
ским дождём. Можно было предположить, что тропический ливень остудит неуёмный
пыл сорванца, однако, я не издавал ни звука! Мне претила только бездельная пассивность,
всё же остальное – несуразное, было по нраву!
Всю жизнь преданно любя неуёмного младенца и в стремлении облегчить друг другу ношу в этом
неуёмном ливне, мои дорогие родители вырывали кулёк друг у друга. В конце концов я оказался
в руках главы семьи! С торжествующим видом победителя в этом семейном споре,папаша приба
вил скорость, но поскользнулся на мокром асфальте и упав, подставил мою физиономию под
огромную квадратную с львиной мордой водосточную трубу, из которой хлестало, как
из пожарного шланга (!!!) Я торопливо глотал воду и воздух, пытаясь не утонуть, между тем,
как
батумский ливень основательно «оросил» непутёвое дитя. Я б ы л р а д! Ведь «окрещённому»
таким способом – никакие лишения впереди были уже не страшны!
Шло время. Разумеется, мои горячо любящие родители с нетерпением ждали, когда я, наконец,
возмужаю настолько, что смогу передвигаться на своих собственных ногах; и эти годы пришли.
С них началась та Сказка детства, тот неповторимый мир красочных впечатлений, в котором по
сей день живёт моя чуткая память:
Вот он, - Величественный Главный Занавес! – сердце театра!...
А вот широко растянули у ног своё ожерелье разноцветные огни рампы. Во втором ярусе зала,
рядом со сценой, - прожекторные ложи, из которых мощный луч прожектора способен высветить
любой уголок сцены! Многоцветный шатёр софитов над головой, подсветки снизу кулис, а сверху
тубусы , озаряющие нужную точку сцены,наконец,«прострелы» -
лучи,не задевающие декорацый,но "стреляя" с боков из кулисы в
противоположную кулису,рельефно обрисовывают фигуры актёров,
плащи и перья
на шляпах, красивые ножки балерин…
Все эти разноцветные и могучие краски создавали необычный, праздничный уют сцены.
Наблюдательного шустрого мальчишку не могли не впечатлять бегущие по падугам и заднику
тучи, гроза в «Пиковой даме», или медленно, неторопливо кружа, опускающийся снежок в «Снегу
рочке», - всё было чудом той жизни, которая уводила за собой,
восторженный взор и сердце!
Разве возможно в другой профессии, уйдя из суеты серых городских улиц, вступить в сказочное,
волшебство сцены?! – оказаться под мерцающей пургой «Сусанинского» леса, меж озарённых
люстрами колонн бального зала; у величественных пирамид Египта,или в знойной половецкой
степи? – для меня было возможно!...
И вот я зачарованно погружаюсь в подводное царство «Садко»; а теперь робко заворачиваю в
тихую, обрамлённую тополями дорожку, ведущую к уютной хатке из «Ночи перед Рождеством»;
но в тёмном углу кулис меня взаправду пугает неподвижная фигура Чёрта с Вакулой, приготовлен
ная к вечернем спектаклю. А там, во мраке арьерсцены, у чёрной кулисы белеет страшный гроб
Пиковой дамы, и смотрит на меня, вызывая мурашки, огромная ГОЛОВА из «Руслана»! …
И всё это было тогда п р а в д о й ! - неоспоримой правдой, будоражившей детскую душу.
И в этом-то восприятии всерьёз и стала красивая, загадочная явь театра счастливой
судьбой моего впечатлительного детства! …
Итак, пока мои ровесники ползали по глиняным слонам и черепахам в детских садиках, я бегал по
царству кулис, созерцая и впитывая этот мой необыкновенный сказочный мир,- лазал по заколдо
ванным дворцам и таинственным дебрям, но, при всей восторженной неуёмности, не путался под
ногами взрослых, как некоторые избалованные дети артистов, и неизменно чувствовал общую
любовь; возможно, вследствие того, что был строго воспитан и приучен к вежливости.
Например, здороваясь со взрослыми,- не тянуть первым руку, не суетиться, не ёжиться, а, глядя
в глаза, почтительно наклонять голову и шаркать ножкой.
Конечно же, дома меня учили по утрам и на сон грядущий молиться. Сложив ладошки я повторял
«Отче наш»; но в тайне у меня была своя постоянная и единственная просьба к Всевышнему:
«Боженька! Сделай так, чтобы мои мама и папа никогда не умирали!» …
А вот контрастная, но интересная страничка: одно время родители гастролировали с Московской
Передвижной оперой, а я с бабушкой жил в деревне.
Мир и тишина сельской природы, неприхотливый уют нашей избушки, простые добрые люди,
солнечные лесные опушки в маслятах, а в изумрудной траве на тонких гибких ножках красные
фонарики земляники …
В доверчивой близости с природой, в желанном, но грустном уединении, в тоске о маме с папой,
как не звучащая, но услышанная тема, тогда в п е р в ы е осторожно коснулась моего слуха
музыка стихов…
Постоянная тоска и мысли о родителях, связанной с ними яркой, красочной жизни, думы о сцене-
этот разительный контраст с обострённой реальностью удваивал любовь к театру.Я облазал всё:
бегал по сцене, трогал занавес и кулисы, забирался на колосники
и в трюм, обследовал ложи, ярусы и партер;
с галёрки смотрел со страхом вниз и
любовался большими хрусталинами на центральной люстре,-
"Впитывал в себя свой родной Театр!"
Помню: маленького меня любил дирижёр Гесс. Иногда во время репетиций я садился к нему на
колени и мы «вместе дирижировали». А в оперетте «Весёлая вдова» - с восторгом качался
с артистками хора на огромных качелях, верёвки которых, увитые цветами, шли из-под самых
колосников и, благодаря широкой амплитуде, качели взлетали аж над самым оркестром!
В восторге были все: я от качелей, артистки от моего радостного визга, а дирижёр Гесс от созерца
ния своего счастливого друга, глядя больше на сену, чем в партитуру.
Разумеется, я не был «вечным паинькой»! Так на одном из концертов заснул, сидя на полу в
кулисе и неожиданно вывалился на сцену; из-за хохота зрителей сорвав «мистическую
процедуру заклинания» в любимом «Танце со змеёй» балерины Кати Лифановой.
- Уберите вашего «беженца» из-за кулис! – с улыбкой говорили пожарные.
В другой раз привёл в замешательство родителей, во время дуэта которых неожиданно начался
гомерический хохот. Причиной была моя стриженая голова, просунутая в дырку декорации,-
(в купол какого-то собора),-и любовно следившая за их танцем.Ведь ПАПА с МАМОЙ были
л у ч ш е в с е х (!) – поэтому выражение лица моего являло сердечную озабоченность
и умиление
их действиями!...
С течением времени – поскольку «Дитя кулис» рвалось из этих кулис на сцену, - решено было мой
произвол узаконить и занять неуёмного «артиста» в детских ролях: Амурчиком в «Пиковой
даме» (Пастораль), в Индейском танце,(балет «Фея кукол»), Мальчиком- боем, в ресторане в бале
те «Красный мак»(в Саратове), в спектаклях оперетты(в Хабаровске).
У отца, как постановщика, любившего активно работать, была неуёмная фантазия, и он
сочинил, (кажется в Хабаровске) одноактный спектакль на актуальную тему
Революции в популярном в те годы рабочем агитколлективе – «С и н я я б л у з а».
Кулисы по бокам представляли паутину, а в центре был изображён, вроде
Паука-кровопийцы, какой-то глазастый босс в цилиндре, прочно сидящий на мешке
с долларами.
От его когтистых рук тянулись вниз золотые нити к угнетённым , запутавшимся в них ползающим
внизу людям. Вот в этой-то угнетённой массе ползал и я,- «настоящий, как я тогда думал артист».
Ну, потом, разумеется, началось восстание, в картине которого были боевые эпизоды и героичес
кие танцы. Куда в этой суматохе делся я - не помню! Видимо, батюшка вовремя убрал меня со
сцены, чтобы я не одурел в приливе своего темперамента!
Но…я уже был отравлен, Я НАЧАЛ ЛЮБИТЬ ЭТУ СЦЕНУ!..
… В выступлениях актёров по радио, в их книгах о своём творчестве - неизбежна любовь к сцене
и фраза: «Театр – родной дом !» Это так! Родной он и мне! и не потому, что я родился
почти на сцене и отроком ползал по кулисам, а потому, что родители мои жили этой судьбой,
этим нашим родным домом, постоянно обращая моё внимание на неповторимые его красоты
и ценности и прививая к нему неизменную любовь…
Между тем золотая пора детства уходила и наступало время, о котором я теперь вынужден рас
сказать менее романтично.
Да, действительно, я просто ж и л в театре и т е а т р о м! – выходил статистом в мимансе, был
рабочим сцены, открывал занавес, красил во время ремонта театральные балконы,
работал на прожекторе.
Позже был ассистентом главного режиссёра Пермского театра Оперы и Балета
Анатолия Бакалейникова (опера «Кармен»).
Там же, на Урале, начал заниматься в Балетной студии при театре, которая
ВПЕРВЫЕ В ПЕРМИ БЫЛА СЗДАНА ОТЦОМ -
– главным балетмейстером театра и директором этой студии.
Первым моим учителем был педагог- репетитор и солист театра милейший Роман
Григорьевич Рохман. (См «ПЕРМСКИЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ».Пермское книжное изд.
Пермь 1971 г. стр. 31.)
В тридцатые годы началась моя артистическая деятельность. Я начал работать
солистом балета в
своём п е р в о м театре – ПЕРМСКОМ ОБЛАСТНОМ ТЕАТРЕ ОПЕРЫ И
БАЛЕТА. (Знаменательная для меня подробность:
когда
вышел Указ о присвоении театру имени П.И.Чайковского,
по просьбе директора С.Г.Ходеса, я, выйдя за занавес,
обявил зрителям об этом!
Ну, разве для себя это не подарок на всю жизнь?)
С 25 января 1942 г.я служил в МАРИИНСКОМ, где и прошёл весь мой путь до выхода на пенсию.
Дополнительно занимался (уже в Ленинграде) в Академическом Училище им. А.Я.Вагановой и
экзамен сдавал в этом Училище комиссии во главе с самой Вагановой.
Мои педагоги - Писарев, Комаров, Шавров и Пушкин, кроме обязательного экзерсиса и
вариации четырёх кавалеров из «Раймонды», решили, как исключение, показать и мою технику,
которой, естественно, выпускники школы не имели. И А л е к с а н д р Иванович П у ш к и н,
- «сверх программы» поставил мне сложную техническую вариацию на прыжках и вертушках
на музыку Минкуса, которую я закончил, сделав сложные двойные воздушные туры-в темпе
(дубеля) и замерев п е р е д с в я т ы н е й на колене…..
– Хорошо, но кому это надо?- прокаркала тогда наша академичнейшая, педагогичнейшая,
ироничнейшая, но всеми любимая и уважаемая «Груша»,как её в тайне звали балетные девчонки.
…Да, особая сфера Академический мир - Мариинского и Большого театра. Их
потенциальная возможность, необъятность, масштабы – впечатляют и - при всей моей скром
ности,- когда я смотрю на себя в зеркало и никто меня не видит,-
втихаря пожимаю сам себе руку: "молодец Юрочка-пермячок,Иванушка-дурачок!"
После скромных возможностей родного Пермского театра, когда я впервые вышел на репети
цию на большую Мариинскую сцену, которую заполнила целая «толпа» кордебалета,- ёкнуло
сердце! (Взгляните, хотя бы по телевидению, на эту массу людей, например в первом акте «Дон-
Кихота», или в картине «Сон» и вы убедитесь в правоте моих слов.)
А ведь вывел меня на большой путь Отец!
Позволивь впоследствии выйти на множество сольных ролей на быв
шей Императорской сцене, вплоть до главной роли – Иванушки- дурачка в «Коньке-орбунке».
Меня уже знала публика ожидавшая спектакля,ждали поклонники балета, а я ж д а л… о т ц а….
Много долгих печальных лет мечтал я, как папа будет сидеть в роскошном зале знаменитого
театра , глядя сквозь слёзы на неподвижный занавес Большой сцены, за которым родной сын,
не посрамив честь родителя, вырвет сердце, чтобы быть достойным его светлой памяти!
Но… он не знал!...не знал ни тогда, когда ёкнуло сердце от приговора РАССТРЕЛ! , ни тогда,когда
под дулом автомата в последний раз взглянув на небо, упал в грязную яму…
…25 января 1942 года, под утро, мне приснился красивый сон:
на горячем белом коне, в лучах солнца, я быстро взлетел на какую-то крутую гору, всю
осыпанную полевыми цветами. Весенний ветерок осторожно перебирал их огоньки,
шевелил гриву коня, мягко касался моих щёк, чуть загибал ресницы. Всё было светло и ра
достно. В э т о т д е н ь я п о с т у п и л в М а р и и н с к и й т е а т р ! (Это правда!)
Годы шли.
Много лет поднимался и опускался занавес; и наступил день, когда для меня он опустился в
последний раз…
В этот вечер шёл балет «Спартак».
За закрытым занавесом ещё не совсем разошлись зрители; актёры неторопливо уходили
со сцены. Кто-то заспешил на трамвай, снимая на ходу парик; Кто- то ещё беседовал у кулисы.
Постановщик балета Леонид Якобсон, отойдя от центра сцены, чтобы не мешать опускавшейся
декорации, что-то выяснял со Спартаком - Аскольдом Макаровым, стоявшим с лицо покрытым
поверх грима бисером пота.
Дудинская, не занятая в спектакле, с противоположной стороны сцены махнула Сергееву, что она
«У ж е и д ё т !»……..
Наконец ,все ушли, кроме о д н о г о сподвижника Спартака.
Он снял шлем, воткнул меч в пол; откинув плащ, встал на колено и неторопливо, проникновенно
поцеловал пол Сцены…
ЭТО БЫЛО ВСЁ !...
Я вспоминаю неоднократные сожаления знаменитого хореографа Леонида Вениаминовича
Якобсона: « Я тебе завидую! – говорил он,- вот стоит в твоих стихах кипарис покрытый
лунным светом, словно инеем; и никогда этот иней не растает! Он вечен!...
Хореографический же сюжет – едва опустился занавес – тает, как мартовский снег!»…
Вскоре в моей театральной судьбе произошло чудо,- я переменил свою балетную профессию
на оперную!
21 февраля 1975 г. директор Малого театра Оперы и Балета Борис Дмитриевич БАРИНОВ
пригласил меня в театр на должность заведующего режиссёрским управлением театра и опер
ной труппой. Теперь я – «дитя кулис» был хозяином всех этих вокальных Звёзд, которые стали
«моими детьми»!
Их творческие судьбы зависели от трёх человек–художественного руководителя, директора
театра и заведующего режиссёрским управлением, который решал кого поставить в состав
спектакля, кому дать петь, а кому позволить уехать в концертную поездку. Выдвижение для
присвоения званий,перевод на пенсию, поручение новых вокальных партий и множество
самых разнообразных творческих вопросов, связанных с работой на основной сцене и гас
трольными поездками - всё решалось в режиссёрском управлении.
Настоящей головоломкой, было составление репертуара спектаклей! « Научным трудом» (!)
Необходимо было учесть множество вопросов и неожиданностей: праздничные даты, отсут
твие гастролирющих артистов, больные дни певиц, сложный вопрос как разделить сцену между
выходом на неё с репетициями и работой постановочной части ,корректурами в театре оркестра,
связь с Мариинским и Большим театром и другими театрами городов по поводу гастролей, или
замены актёров; логичное распределением спектаклей между оперой и балетом. Наконец,
реклама - программы и афиши, в которых важно правильное название спектаклей имена
композиторов, указание званий, (чтобы не хватила кондрашка народного, если я его
сделаю заслуженным! Артисты ведь «не от мира сего», эти Мефистофели, Сусанины,
Спартаки – как дети!)
Естественно, у меня была в первой комнате секретарь Нина Григорьевна,которая
вела работу с расписанием репертуара, распределением концертмейстеров, больными
днями певиц, (чтобы дамочки не хитрили, желая спеть не завтрашний, а любимый спектакль!)…
Но работали мы дружно и все ко мне относились тепло и уважительно.
Я же,со своей стороны, старался прислушиваться к просьбам и часто шёл солистам навстречу.
Перед праздником 8 марта певицы, дружески окружив меня, шутя заметили: - Юрий
Александрович! Не скрывайте,мы знаем, что вы поэт! Пожалуйста порадуйте нас, поздравьте своими стихами!
(Моё поздраление в театре солисток оперы)
А ВСЁ ВЕДЬ ЖЕНЩИНКА…ОНА!
Друзья!
Как истинный мужчина
Приветом жён, хоть ростом мал,
Хоть жизнь такая чертовщина -
Я вовсе не пренебрегал!
Но даже в лучшие мгновенья
Сквозь мир которых я прошёл
Не смог доставить мне волненья
Как в нашем театре слабый пол!
Слуга кулисного закона,
Теперь с утра дрожа слегка
У городского телефона
Я жду «интимного звонка».
Не важно – Танин, Женин, Риммин
"Сюрпризик» ухнет на меня;
Но текст предательский интимен
Трёх страшных слов:
«Б е р у т р и д н я! -
Они, увы, сместились малость,
Весь цикл на это намекал -
Опоры нет, и связок вялость
И инфантилен мой вокал;
Я ж не одна на этой роли;
И ели там у вас пожар -
Другой отдайте си- бемоли,
А у меня для вас бекар!...
За-а-в -а-а-л!!!
Конец конца и света!...
Да чей же сей коварный глас? –
Злой Артемиды? Серполетты?
Инес? Иль Бесс на этот раз?!
Ну что тут скажешь о завреже –
Составы рушатся, – хана!
Дай Бог звонков таких пореже!
А ВСЁ ВЕДЬ ЖЕНЩИНКА…ОНА!
Она начальство держит в мыле:
Т р и д н я не в счёт над ней, друзья,
Ни власть Бориса, ни Эмиля,*
И уж, конечно, ни моя!
А ф и ш а ставится на карту!
Завреж повержен-лиходей!...
Но полно!
В день Восьмого марта
Я всё, любя, прощаю ей!
Под звон бокалов, без оркестра,
Самозабвенно воспою
Очередную Клитемнестру
И Ифигению свою;
Мими, Мадонну, Виринею,
Да всю афишу, в добрый час;
Ведь вы, прославленные ею,
Такие Умницы у нас!... **
Звучи же, милая подруга!
И не ворчи: «Завреж – сухарь!»
И то, что: знать точней супруга
Я должен «к р а с н ы й к а л е н д а р ь» (!)
Красуйся в жизни и на сцене,
Живи в согласии с судьбой!...
А мы – мужчины – на коленях
Всегда стоим перед тобой!
=== о0о ===
* Борис Баринов – директор театра.
Эмиль Пасынков – главный режиссёр.
** «Умница» - опера Карла Орфа, идущая в театре.
Ленинград – 1976.
Большой телевизор, который я не смотрел никогда, я от дал по просьбе солистов в их комнату
отдыха; достаточно было бесконечного трезвона двух телефонов
то из театральных касс, то из Главка, то от какой-нибудь, «влюблённой в Онегина Татьяны»:
- Скажите пожалуйста, а когда поёт Юрочка Марусин? а что у вас завтра идёт?...а ,главное, ч т о
эта киса мяукает именно тогда, когда я решаю «репертуарный ребус» и звонит второй телефон
из Главка, или режиссёрского управления Большого театра от милейшей Надежды Алексеевны:
- Выручайте!... Срочно нужна Елизавета для «Дон Карлоса»! ( Я выручил; дав телефон Валентины
Акулиной, превосходной сопрано, бывшей как раз в Москве.)
О, Боги! Фантастика!, сумасшедший дом!!!
Когда мой «кабинет безумца» в Малом театре навестили мои «Хореографические Принцы» из
Мариинки, озираясь, они прошептали: - Ну, ты ге-ро-о й!
И верно: сегодня я явился в свой кабинет пораньше, когда почти никого ещё не было в
театре. Незаметно скопилась масса неотложных дел, уткнув нос в которые, я не замечал
времени и принимал заходивших актёров вежливо и терпеливо, но как сквозь сон.
Время шло, и шёл уже, оказывается, вечерний спектакль.
Проверив тщательно и неторопливо лист расписаний спевок и репетиций,наличие концертмейсте
ров для всех классов, я углубился в сложную работу, по специально разграфлённому листу:
«классы, концертмейстеры, репетиционные залы, сцена».
Внутреннее радио транслирующее идущий спектакль, как всегда, у меня было выключено.
Почти закончив трудную, объёмную и сложную работу по дальнейшей деятельности театра, я,
бросив мягко шлёпнувшуюся на груду бумаг ручку, поправил волосы, откинулся в кресле и удовле
творено с а м с е б е улыбнулся, когда раздался робкий стук в дверь.
- Да, да! – как всегда бодро воскликнул я, ожидая визита кого-нибудь из актёров, но дверь осто
рожно приоткрылась и, стеснительно вошедший пожарник негромко произнес: - Юрий Алексан
дрович! Вы всё ещё работаете?
- А что случилось?
- Так ведь спектакль давно кончился!!
- О, Боги!..– возопил я с а м себе и снял трубку телефона, чтобы позвонить домой, о котором
совсем забыл.
- Да-а-а- безумствовать в бою в роли Нурали на охваченной пожаром сцене пожалуй проще, чем
в полуночной тишине кабинета тонуть в служебных фолиантах - о п я т ь сказал я
с а м с е б е.
Впрочем, какая разница? ведь всё равно – театр второй мой дом!
Получилось так, что Пермский театр – самый родной, т.к. в нём началась моя творческая жизнь
вместе с отцом.
Мариинский - основной-«вечный», на его Большой сцене прошла вся жизнь.
А в Малом я работал в трёх должностях: заведующим режиссёрским управлением театра и опер
ной труппой, администратором и ведущим режиссёром; поэтому смело можно подпустить мою
Музу к режиссёрскому пульту, тем более, что, ведя наши оперы, мы с ней вели и правительствен
ные концерты и помогали вести гастрольные спектакли балета финам и немцам.
Ни сценическая, ни поэтическая Музы меня не подводили! Много раз, ведя несложную оперу,
например «Царскую невесту», я успевал и нажимать нужные сигнал, и приглашать в микрофон на
сцену актёров и написать прямо на пульте новые стихи. Муза частенько приставала ко мне во вре
мя работы. Ведя спектакль, и всё время, слушая оркестр, я держал в голове какую-то строчку,
боясь
потерять и тем
обидеть мою незримую подругу, умевшую беседовать со мной молча. Ведь она произнесла пер
вое беззвучное слово 23 мая 1929 года ещё в деревне! А вчера снова приставала ко мне, не считая
почти ста стихотворений потерянных на фронте, в 8813 – й раз! (Она меня любит!)
Ведь Муза постоянно бегала босиком рядом, уцепившись за меня ещё в деревне. А в балете «Конёк
-Горбунок», когда в Перми я был еще не Иванушкой как в Ленинграде, а этим самым Коньком,-
он уже скакал в одной упряжке с Пегасом…
Да, да,- в деревне мы бегали босиком; и эта самая Муза не по мраморным ступеням, близ велича
вых колонн, в римской тоге, венце и золотых сандальях, а босая, в лёгком ситцевом платьице, с
венком из васильков и ромашек над золотой россыпью распущенных волос, простой, доступной
для Красоты «Некрасовской барышней» - была со мной неразлучна! Это она наградила меня
даром, недоступным, почти для всех красавиц мира, а возможным только для неё!...
Прошло много, много лет…
И, как-то, увидев во сне свою деревенскую Музу, цветущие луга, тенистые дорожки Усова, бегу
щие к лесу золотые волны ржи ,утопившие мелькающие в просветах васильки,- т а к захотелось
прикоснуться к своему деревенскому детству!
Отчётливо вспомнились мои школьные друзья: Настя, Катя, сумбурная Лизка, друг - Митька
Денисенко, Федька Гонохин - «Гоноха-блоха», Тонька Тарасова, с которой мы постоянно
дрались, Васька Бакулин – лучший ученик; сельской школы; наконец - наш милый, добрый и
скромный сельский учитель Сергей Алексеевич Соколов, могиле которого мне так и не удалось
поклониться. Потом, на скромном обелиске на околице села, среди потёртых строк погибших
героев,кольнёт мне сердце и «Гоноха-блоха»,- большой души паренька Федьки Гонохина,
отдавшего жизнь за своё маленькое село Усово…
Всё это, - «нарисованное» мной,- не со строк «фантаста», не в немом кино-журнале под руб
рикой «Межрабпом фильм», а увиденное своими глазами! Я с а м прочёл повесть «Становления
Советской власти» : разлетевшихся перепуганных кур, мычавшую крову, уводимую со двора,
до хрипоты лающую собаку, рвущую на себе волосы нашу хозяйку тётю Грушу, с
воплем побежавшую на чердак «наложить на себя «ляму» и деда Харитона выскочившего
в кальсонах с зажатой в закорузлых руках дубиной.
Последовательно и методично двадцатые годы разрушали патриархалную Россию.
Ещё маленькая деревушка Колчига сохраняла свой тихий мир, да церковный звон за рекой из
соседнего села Ильинское напоминал о добром старом времени подмосковной Руси…
Ещё раз прошло много, много лет…
9 июня 1973 года, на гастролях в Москве, побрившись , по-летнему одевшись, в прекрасном
расположении духа, как всегда с избытком бодрости, я вышел из своего номера в «России»
и направился на Белорусский вокзал, чтобы через 43 года вернуться к порогу своего детства
в родное село Усово.
ДЕРЕВЕНСКОЕ ДЕТСТВО
Там, где липы у колодца
Распустили лён волос,
Где в село тропинка вьётся –
В детстве мальчиком я рос.
За лесами, за церквами
Бегал резвый, озорной;
Ветер тешился вихрами,
Спорил с буйной головой.
Много раз с тех пор опало
Листьев звонкое стекло…
Возвратился я усталый
В постаревшее село.
И опять дорогу глушит
Сонных галок гулкий крик;
Потревоженную душу
Грусть затронула на миг.
Вот набрёл на то же место
У иссохнувшего пня,
Где берёзки-две невесты-
С детства помнили меня;
Белолицы, белоноги,
Грудь в жгутах зелёных кос…
Напылив в конце дороги,
В поле Детство пронеслось…
У канавы придорожной
Сел я в тень на мураве;
Тронул ветер осторожно
Волоски на голове;
И пробор, же не частый,
Спутал мягкой пятернёй:
«Не томи себя, вихрастый,
Не печалься, озорной!»
Я кивнул ему с задором,
Дескать:
«Помню о тебе!»…
И за ним в дыру забора
Зашагал к своей избе…
Не беру на себя смелость передать то переполнение чувств,то раньше не знакомое волнение,
вызывавшее невольные слёзы, когда я прикасался к старым знакомым предметам:
т е м берёзкам, о которых когда-то писал стихи,
старому колодцу, палисадникам домиков, о которых успел позабыть, и теперь
узнавая их забытые мелочи, словно возвращался в своё прежнее Усово, к босоногому, в рус
ской рубашонке, подстриженному наголо деревенскому мальчишке.
В сладкой тревоге, с волнением в душе и рифмами в голове, обходил я любимые уголки
и дорожки: обласкав взором и тёмный сосновый бор, и светлую опушку леса, где прятались от
нас блестящие маслята.Навестил и уютный пруд, по которому плавал наш самодельный плот.
Ни плота,ни ужей, гревшихся на его берегах уже не было,но уют этого местечка, воскреснув
в мелочах, тронул моё сердце.
Я должен был уезжать. Прощаясь навсегда с любимым уголком земли, пригревшим моё детство...
Я в последний раз окинул взором цветущую поляну.
Она горела радугой на земле! У изгиба реки, чуть колеблющийся от ветерка, живой, роскошный
ковёр из колокольцев, гвоздик и ромашек, пестрел в глазах, донося с тёплым летним ветерком
запах цветов, над которыми мерцали беззаботные мотыльки, бабочки и стрекозы.
Ива, склонившись к реке, пролила над берегом свой косой зелёный дождь. Я взглянул в голубое
безоблачное небо и,молнией мелькнувшая ласточка, послала прощальный привет моему покидав
шему навсегда Усово Детству…
Я ехал обратно в Москву, где, как обычно, ждал меня вечный пир музыки, аплодисментов,красок
и звуков. За окном электрички проплывали те же знакомые, хотя и несколько изменившиеся
картины; а ожившие воспоминания перелистывали страницы моих детских лет:
Мальчишка шустрый
и пылкий,- стою я, в день прощания, босиком в своих любимых штанах с заплатами посреди
деревенской улицы, окружённый сельскими мальчишками, д р у з ь я м и н а в е к!, как думал
я тогда. Глаза мои воинственно излучают пыл и любовь ко всему, что нас окружает. Поза у
меня героическая , как у бойца дающего клятву, пафос не лукавый, настоящий! Вихры уже
отросших волос яростно треплются ветром. Прощальная энергетика моя действительно
горяча и прав
дива! - ведь я подсознательно чувствую, что ухожу от чего-то, что со временем станет
бесконечно дорогим, но уже невозвратным!...
Меня обуревают срасти откровения перед разлукой! В кульминационный момент переполне
ния чувств, я, приняв героическую позу, театрально срываю с головы свой сельский картуз и,
лихо швырнув его в пыль, даю клятву вернуться!!!..............................................................................
Да, грустно! Тогда я не знал, что синие колокольчики моего детства отзвенели и
мелькнувшая над судьбой ласточка не дождётся меня…
Вернулась реальность.
Как и младенца в кулисах, меня решили узаконить и в поэзии.
22 ноября 2001 года я был принят в Союз Писателей.
Мой творческий статус изменился, и с этого торжественного дня я стал служить двум Музам -
СЦЕНЕ И ПОЭЗИИ, ПОЭЗИИ И СЦЕНЕ!...
Ослепительный блеск театральной судьбы: все эти гастроли по городам, достопримечательности
этих городов, новые интересные люди, встречи, знакомства, постоянные поклонницы ,поезда,
самолёты, номера гостиницы, цветы, восхищение, аплодисменты, огни и триумф сцены – это не
одна жизнь: каждые гастроли, каждый новый город – НОВАЯ, НЕЗНАКОМАЯ ЖИЗНЬ! новый подарок
моей кочевой театральной судьбы!
Я говорил об этом много раз и в своих лекциях студентам, и в беседах о театре по радио и теле
видению, но сознательно повторяю здесь, чтобы подчеркнуть контраст: городской ошалелой суе
ты и целомудренный, трудовой, и скромный быт старой русской деревни, которую я так люблю и
которой посвятил столько сердечных, правдивых страниц!...
В заключение хотелось бы отметить: в отличии от предыдущих книг, эта написана как бы
совсем в «другом ключе»: поднимая другие темы и представляя автора в новой грани его
творчества; фигурально выражаясь: знакомит совсем с другим автором!
Уже сам факт публикации многих известных имён, указание точного времени их юбилеев, о
которых многие забыли, наконец – собрание знаменитостей разных театров под одной обложкой-
представлятся мне интересным.
Вместе с тем, имена многих служителей «Храма Мельпомены – осветителей, гримёров, рабочих
сцены и др.- чередуясь на страницах со «звёздами», радуют автора возможностью напомнить
О ТЕХ, КОГО НЕ ВИДИТ ЗРИТЕЛЬ, оценить их труд и утвердить их в нашей благодарной
памяти!
Скрупулёзная же подробность действия в «ПОЭМЕ О КОНЬКЕ», например, могла бы
сослужить добрую службу при возобновлении забытого спектакля и сложной роли
Иванушки-дурачка!
Хотя едва ли такая необходимость возникнет! Ведь в нашей «Компьютерно-Интернетной»
действитльности больше Дураков нет!
А ЖАЛЬ!
Теперь же, дорогой читатель,пока не закрылся занавес,- на самом краю,ярко освещённый рампой,
стою я пред тобой с переполненным гордостью сердцем за
п р е к р а с н о е и с с к у с с т в о т е а т р а!
… Через минуту тяжёлые складки плюша, озарённые лучами прожекторов, величаво скользя
вдоль рампы, закроют ослепительный мир сцены, но… не для того, кто захочет узнать о жизни
«ЗА ЗАКРЫТЫМ ЗАНАВЕСОМ» со страниц этой правдивой в своей достоверности книги.
С глубоким уважением!
С поэтическим приветом!
С артистическим поклоном!
«Девяностошестилетнее дитя кулис» - ю. м.
П.С.
Дорогой друг!
Если ты отважился прочесть всё, что здесь написано, -
поздравляю тебя с долготерпением, мужеством
и приношу свою глубочайшую благодарность!
ОБ АВТОРЕ
Монковский
Юрий (Здислав) Александрович
Режиссёр.
Заведующий режиссёрским управлением
и оперной труппой Академического
Малого театра.
Член Союза Театральных деятелей России.
Солист балета Мариинского театра.
Петербургский поэт.
Почётный член Союза Писателей.
Действительный член Академии русской
словесности и изящных искусств.
Лауреат 6-го Ленинградского смотра.
Лауреат Всероссийского конкурса.
Кавалер орденов:
Державина.
За веру и верность.
За заслуги в обеспечении
национальной безопасности.
Кавалер золотой Пушкинской медали.
Медалей -
Есенина
Жукова
Шолохова.
Почётный член Охтинского Симфонического клуба.
Награждён дипломом Академии за яркий вклад в
русскую поэзию. 4 октября 2009 г.
Занесён в книгу почета библиотеки им. Н. Рубцова.
Почётной грамотой: «За большой вклад в русскую
поэзию. Председатель Исполкома Международного
Сообщества писательских союзов, поэт С.В.Михалков.
Москва 2007».
Решением Учёного Совета при Академии русской словесности
имени Г.Р.Державина от 02 октября 2009 г. присвоено учёное
звание профессора Академии. ПР № 0124. Санкт-Петербург.
|