К миниатюре Мастер Хандо |
Я люблю солнечные и зелёные южные города. Наверняка поэтому м о и м г о р о д о м должен был бы быть красивый КИЕВ, с его сверкающими под шатрами плакучих ив фонтанами, пригорками, осыпанными цветами, пирамидальны- ми тополями и величавым Днепром.Или СЕВАСТОПОЛЬ- свет- лый и праздничный из-за ярких, летних одежд горожан, белой парадной формы моряков снующих повсюду, и лёгких платьиц девушек, мелькающих под раскидистыми склонёнными до земли кронами ив, на скамеечках набережной, у кафе, или пляжей,- рядом с ослепительно сияющим и чарующим своей безбреж- ной необъятностью морем… КИЕВ, СЕВАСТОПОЛЬ – города моей любви и необъяснимой, полной жизненных сил радости! Ну и,разумеется, ОДЕССА!–экспансивная, шумная,находчивая; с типичным одесским говорком, еврейским «гвалтом», местеч- ковыми остротами и характерными оборотами речи, например: (- «И ц е к , з а н у д а !... Ты ТАКИ – ДА! не пойдёшь в кино!») День одесситов наполнен громкими, крикливыми беседами соседей по двору, кричащих с хрупких, как декорации, лесенок, или тёмных, с развешенным на верандах бельём, лачуг. Во дворах тесно. Зато любые улицы Одессы – родной дом, где всё своё, знакомое и родное, и где в с е з н а ю т в с е х ! В тени, под каштаном, толстая Рива, сидя на маленькой домаш- ней скамеечке,- в газетных пакетиках неизменно продаёт мор - ские криветки; а напротив беззабютно распевает одесские при- певки мальчишка,чистилщик сапог; и взъерошенный лохматый пёс лежит рядом, не отходя от своего чумазого друга. В сторонке, поднимаясь с переполненными сумками по кру- тым ступеням из камня кривой и узкой улочки, Сара торопливо кричит кому-то,выразительно кивая головой в сторону магазина: - Хая! скажи Мойше, что у Абрама селёдку «выбросили!»… Поднимая густую одесскую пыль, провёз весёлую компанию в сторону Дерибасовской извозчик в грохочущем по булыжнику экипаже с изогнутыми крыльями и трясущимся фонарём… ОНИ «СПОРЯТ О ВРЕМЕНИ» - старая и новая Одесса! Но есть чудеса непреходящие и великая их истина в ином: Царственна и неизменна, - неколебимая в Веках,- красуется в своём горделивом величии необъятная стихия НЕБА и МОРЯ,ставшая лицом, счастьем и судьбой любимого города… ОДЕССА, – «Иудейская Мекка!» - недоступный, заочно любимый чуть ли не с детства, - город моей мечты и моего темперамента! (В своё время, в СЕВАСТОПОЛЕ я танцевал в концертной программе Мариинского театра; а в ОДЕССЕ, уже позже, вёл спектакли Ленин - градского балета в знаменитом на весь мир Одесском Оперном Театре.) Вместе с тем, я всегда любил небольшие провинциальные городки, - зелёные и уютные,- где так же все живут «одной городской семьёй» Такой помнится Винница и другие маленькие, захолустные,но доро- гие сердцу уголки. …Тёплым летним вечером в открытые окна слышны шарканье ног, и говор гуляющих; откуда-то доносятся звуки рояля… Вечер пахнет цветущими липами. Долетает запах духов, «щебет» мест- ных модниц и неожиданные взрывы смеха из круга весёлых девиц. А на излюбленном «пятачке» какая-нибудь АПТЕКА, или ПАРИКМАХЕР- СКАЯ, у хозяина которой сосредотачиваются все новости, сплетни и анек- доты; - незлобивая, и неизменная жизнь провинциального городка! Все с цирюльником на «ТЫ»; все знают его и он знает чаянья, заботы и и личную жизнь всех, как своих собственных соседей. Милый, старый и д о б р ы й мир!... В уютной зелёной Виннице, где я заканчивал седьмой класс, среди моих сверстников было много евреев. Это были живые, экспансивные и остроумные ребята. Оценив мою энергетику, весёлость и неуёмный темперамент, они сразу «блокировали меня в своём кругу»: - «О-о-о! – это н а ш Юрочка!.. Наш Юрочка а р т и с т и п о э т!!! … Н а ш Юрочка!...» Они были пылки и искренни, и мы быстро подружились. Я ценил их «выразительную яркость»,но удивлялся, когда они,- бала- гуря и смеясь друг над другом,- запросто дразнили себя «жидами»; но это не звучало оскорбительно, к а к и в м о и х с т и х а х, где трижды мелькает это слово… … Как-то давно, в парикмахерской СИМФЕРОПОЛЯ, я прочёл на табличке - МАСТЕР ХАНДО. И возникли стихи о милом провинциальном уюте, любовь к которому неизменно живёт в моём сердце. М А С Т Е Р Х А Н Д О Жил в уютном городке Добрый мастер Хандо, Где росли на уголке Розы и лаванда. Подстригал весь город он У зеркальной стойки. И стоял его «салон» На местечке бойком. Знали все до одного «Хана»! Каждый вечер Против вывески его Назначались встречи. «Хан» гостей встречал всегда С прелюбезной миной; Красовалась БОРОДА Над его витриной. - Как, девчонки, завтра?- где Поведём «баланду»? - Как всегда,- «на Бороде», У цирюльни Хандо! ... И кружок стоит девчат В тени липы тёмной; Шутки девичьи звучат Сдержанно и скромно. Вдруг, как хором в голос весь Захохочут дружно!... Все друг друга знают здесь В городке досужном. Оттого такой уют, Оттого всё просто: Все одной семьёй живут С люльки до погоста. …Воздух в августе хорош, Вечер дня теплее; Стайкой бродит молодёжь Словно по аллее; От акации темна Улочка, как в парке… В ночь у Хандо из окна Свет струится яркий. Имя Хандо у дверей На табличке узкой. То зайдёт к нему еврей, То заглянет русский. Знает «Хан» по бороде Каждого клиента: Часовщик – свояк в суде; Платит алименты. Снова сходится с женой Хромоногий пекарь; Банщик лечит геморрой, Женится аптекарь: «Видно, пёс опять зарос, И виски косые?!»… «Хан» решит любой вопрос, Все дела мирские! Там наследники-враги Спорят за веранду: «…Посоветуй, помоги, Поразмысли, Хандо!» Хандо мыслит: «Ну и пусть!... – Дам совет еврею!» Всех он мылит наизусть И на память бреет; Ходит бритва по ремню Гладкому до глянца; Мотылёк летит к огню В беззаботном танце. Раздувая вежеталь Хлопает салфетка. Снова села за рояль Скромная соседка; Прожурчало как вода Мягкое глиссандо; Бреет бороду жида Под Шопена Хандо. Хандо вежлив,в Хандо прыть, Темп без проволочки: «Освежить? Постричь? Побрить? Подровнять височки?!» Густо падают жиду Волосы на плечи… - « Хандо! Я к тебе зайду-у-у!» -« Ха-а-а-ндо!............... Добрый вечер!!!» На секунду отвлечён – Взор от мыльной кожи В летний сумрак бросит он И кивнёт прохожим; Но,- пленя через момент Живостью акцента, - Не цирюльник – Президент!- «Хан» острит клиенту. За фанерною стеной В пёстреньких обоях, Прямо здесь же, он с женой Проживают двое. Фон обоев красят вряд Мелкие цветочки: Вкось гвоздичками пестрят Красненькие точки. Жук летит на огонёк… В шуме характерном: Шорох ног и говорок За окном вечерним. То мелькает свет, то тень По ночной панели; Уж Шопен через сирень Слышен еле-еле. Хандо замер: - «ТАки-ДА!, Ц И м е с!, не музЫка!»...- От побритого жида Отвернул поллика; Поднял бритвочку: - «Вай-вай! Т а к и – с т а л Ш о п е н о м?!...» - Ладно, Ханчик, добривай, Высыхает пена! Освежает вежеталь Тьму всего квартала. Хандо жаль: умолк рояль Цимеса не стало! Допевает он в тиши Отыгрыш печальный……. …К а к м н е б л и з о к д л я д у ш и Б ы т п р о в и н ц и а л ь н ы й ! Ночь пахнУла Табака Тонкими цветами… Мухи две у потолка Спят над зеркалами… Мастер Хандо, отдохни! Замерло движенье, Гасят радугу огни В гранях отроженья… * * * ЧтО припомнил сердцем я Растревожен грустью? – То, что п р е л е с т ь е с т ь с в о я В быте захолустья! Здесь ты – мошка, муравей, Все мы – « ч е л о в е ч к и!» Мил мне быт моих друзей В маленьком местечке. Здесь мечусь я,- не живу,- В суетном потоке; Потому-то и плыву К заводи далёкой; Чтоб по медленной реке Дрейфовать шаландой,- Как в уютном городке Добрый мастер Хандо!... Ленинград. 28.09.1961 г. |