|
К миниатюре Мастер Хандо |
Я люблю солнечные и зелёные южные города.
Наверняка поэтому м о и м г о р о д о м должен был бы быть
красивый КИЕВ, с его сверкающими под шатрами плакучих ив
фонтанами, пригорками, осыпанными цветами, пирамидальны-
ми тополями и величавым Днепром.Или СЕВАСТОПОЛЬ- свет-
лый и праздничный из-за ярких, летних одежд горожан, белой
парадной формы моряков снующих повсюду, и лёгких платьиц
девушек, мелькающих под раскидистыми склонёнными до земли
кронами ив, на скамеечках набережной, у кафе, или пляжей,-
рядом с ослепительно сияющим и чарующим своей безбреж-
ной необъятностью морем…
КИЕВ, СЕВАСТОПОЛЬ – города моей любви и необъяснимой,
полной жизненных сил радости!
Ну и,разумеется, ОДЕССА!–экспансивная, шумная,находчивая;
с типичным одесским говорком, еврейским «гвалтом», местеч-
ковыми остротами и характерными оборотами речи, например:
(- «И ц е к , з а н у д а !...
Ты ТАКИ – ДА! не пойдёшь в кино!»)
День одесситов наполнен громкими, крикливыми беседами
соседей по двору, кричащих с хрупких, как декорации, лесенок,
или тёмных, с развешенным на верандах бельём, лачуг.
Во дворах тесно. Зато любые улицы Одессы – родной дом, где
всё своё, знакомое и родное, и где в с е з н а ю т в с е х !
В тени, под каштаном, толстая Рива, сидя на маленькой домаш-
ней скамеечке,- в газетных пакетиках неизменно продаёт мор -
ские криветки; а напротив беззабютно распевает одесские при-
певки мальчишка,чистилщик сапог; и взъерошенный лохматый
пёс лежит рядом, не отходя от своего чумазого друга.
В сторонке, поднимаясь с переполненными сумками по кру-
тым ступеням из камня кривой и узкой улочки, Сара торопливо
кричит кому-то,выразительно кивая головой в сторону магазина:
- Хая! скажи Мойше, что у Абрама селёдку «выбросили!»…
Поднимая густую одесскую пыль, провёз весёлую компанию в
сторону Дерибасовской извозчик в грохочущем по булыжнику
экипаже с изогнутыми крыльями и трясущимся фонарём…
ОНИ «СПОРЯТ О ВРЕМЕНИ» - старая и новая Одесса!
Но есть чудеса непреходящие и великая их истина в ином:
Царственна и неизменна, - неколебимая в Веках,- красуется в
своём горделивом величии необъятная стихия НЕБА и МОРЯ,ставшая
лицом, счастьем и судьбой любимого города…
ОДЕССА, – «Иудейская Мекка!» - недоступный, заочно любимый
чуть ли не с детства, - город моей мечты и моего темперамента!
(В своё время, в СЕВАСТОПОЛЕ я танцевал в концертной программе
Мариинского театра; а в ОДЕССЕ, уже позже, вёл спектакли Ленин -
градского балета в знаменитом на весь мир Одесском Оперном Театре.)
Вместе с тем, я всегда любил небольшие провинциальные городки, -
зелёные и уютные,- где так же все живут «одной городской семьёй»
Такой помнится Винница и другие маленькие, захолустные,но доро-
гие сердцу уголки.
…Тёплым летним вечером в открытые окна слышны шарканье ног,
и говор гуляющих; откуда-то доносятся звуки рояля…
Вечер пахнет цветущими липами. Долетает запах духов, «щебет» мест-
ных модниц и неожиданные взрывы смеха из круга весёлых девиц.
А на излюбленном «пятачке» какая-нибудь АПТЕКА, или ПАРИКМАХЕР-
СКАЯ, у хозяина которой сосредотачиваются все новости, сплетни и анек-
доты; - незлобивая, и неизменная жизнь провинциального городка!
Все с цирюльником на «ТЫ»; все знают его и он знает чаянья, заботы и
и личную жизнь всех, как своих собственных соседей.
Милый, старый и д о б р ы й мир!...
В уютной зелёной Виннице, где я заканчивал седьмой класс,
среди моих сверстников было много евреев.
Это были живые, экспансивные и остроумные ребята.
Оценив мою энергетику, весёлость и неуёмный темперамент, они
сразу «блокировали меня в своём кругу»: - «О-о-о! – это н а ш Юрочка!..
Наш Юрочка а р т и с т и п о э т!!! … Н а ш Юрочка!...»
Они были пылки и искренни, и мы быстро подружились.
Я ценил их «выразительную яркость»,но удивлялся, когда они,- бала-
гуря и смеясь друг над другом,- запросто дразнили себя «жидами»;
но это не звучало оскорбительно, к а к и в м о и х с т и х а х,
где трижды мелькает это слово…
… Как-то давно, в парикмахерской СИМФЕРОПОЛЯ,
я прочёл на табличке - МАСТЕР ХАНДО.
И возникли стихи о милом провинциальном уюте, любовь к которому
неизменно живёт в моём сердце.
М А С Т Е Р Х А Н Д О
Жил в уютном городке
Добрый мастер Хандо,
Где росли на уголке
Розы и лаванда.
Подстригал весь город он
У зеркальной стойки.
И стоял его «салон»
На местечке бойком.
Знали все до одного
«Хана»!
Каждый вечер
Против вывески его
Назначались встречи.
«Хан» гостей встречал всегда
С прелюбезной миной;
Красовалась БОРОДА
Над его витриной.
- Как, девчонки, завтра?- где
Поведём «баланду»?
- Как всегда,- «на Бороде»,
У цирюльни Хандо! ...
И кружок стоит девчат
В тени липы тёмной;
Шутки девичьи звучат
Сдержанно и скромно.
Вдруг, как хором в голос весь
Захохочут дружно!...
Все друг друга знают здесь
В городке досужном.
Оттого такой уют,
Оттого всё просто:
Все одной семьёй живут
С люльки до погоста.
…Воздух в августе хорош,
Вечер дня теплее;
Стайкой бродит молодёжь
Словно по аллее;
От акации темна
Улочка, как в парке…
В ночь у Хандо из окна
Свет струится яркий.
Имя Хандо у дверей
На табличке узкой.
То зайдёт к нему еврей,
То заглянет русский.
Знает «Хан» по бороде
Каждого клиента:
Часовщик – свояк в суде;
Платит алименты.
Снова сходится с женой
Хромоногий пекарь;
Банщик лечит геморрой,
Женится аптекарь:
«Видно, пёс опять зарос,
И виски косые?!»…
«Хан» решит любой вопрос,
Все дела мирские!
Там наследники-враги
Спорят за веранду:
«…Посоветуй, помоги,
Поразмысли, Хандо!»
Хандо мыслит:
«Ну и пусть!... –
Дам совет еврею!»
Всех он мылит наизусть
И на память бреет;
Ходит бритва по ремню
Гладкому до глянца;
Мотылёк летит к огню
В беззаботном танце.
Раздувая вежеталь
Хлопает салфетка.
Снова села за рояль
Скромная соседка;
Прожурчало как вода
Мягкое глиссандо;
Бреет бороду жида
Под Шопена Хандо.
Хандо вежлив,в Хандо прыть,
Темп без проволочки:
«Освежить?
Постричь?
Побрить?
Подровнять височки?!»
Густо падают жиду
Волосы на плечи…
- « Хандо! Я к тебе зайду-у-у!»
-« Ха-а-а-ндо!...............
Добрый вечер!!!»
На секунду отвлечён –
Взор от мыльной кожи
В летний сумрак бросит он
И кивнёт прохожим;
Но,- пленя через момент
Живостью акцента, -
Не цирюльник – Президент!-
«Хан» острит клиенту.
За фанерною стеной
В пёстреньких обоях,
Прямо здесь же, он с женой
Проживают двое.
Фон обоев красят вряд
Мелкие цветочки:
Вкось гвоздичками пестрят
Красненькие точки.
Жук летит на огонёк…
В шуме характерном:
Шорох ног и говорок
За окном вечерним.
То мелькает свет, то тень
По ночной панели;
Уж Шопен через сирень
Слышен еле-еле.
Хандо замер:
- «ТАки-ДА!,
Ц И м е с!, не музЫка!»...-
От побритого жида
Отвернул поллика;
Поднял бритвочку: - «Вай-вай!
Т а к и – с т а л Ш о п е н о м?!...»
- Ладно, Ханчик, добривай,
Высыхает пена!
Освежает вежеталь
Тьму всего квартала.
Хандо жаль: умолк рояль
Цимеса не стало!
Допевает он в тиши
Отыгрыш печальный…….
…К а к м н е б л и з о к д л я д у ш и
Б ы т п р о в и н ц и а л ь н ы й !
Ночь пахнУла Табака
Тонкими цветами…
Мухи две у потолка
Спят над зеркалами…
Мастер Хандо, отдохни!
Замерло движенье,
Гасят радугу огни
В гранях отроженья…
* * *
ЧтО припомнил сердцем я
Растревожен грустью? –
То, что п р е л е с т ь е с т ь с в о я
В быте захолустья!
Здесь ты – мошка, муравей,
Все мы – « ч е л о в е ч к и!»
Мил мне быт моих друзей
В маленьком местечке.
Здесь мечусь я,- не живу,-
В суетном потоке;
Потому-то и плыву
К заводи далёкой;
Чтоб по медленной реке
Дрейфовать шаландой,-
Как в уютном городке
Добрый мастер Хандо!...
Ленинград. 28.09.1961 г. |