Лирическая повесть в стихах. |
Р А З Д О Р О Ж Ь Е Глава первая РАССКАЗ Коптилка горбатые тени качала, Дрожа у склонённого к свету лица… - Давай-ка, браток, расскажи всё сначала! - В землянке друзья попросили бойца: - Поскольку фашисты уже на разгроме И скоро победа – видать по всему – Теплее мечты и беседы о доме, Реальней надежда возврата к нему; Авось не «потрафит» нам пуля шальная – Последняя,- смерть пронося над землёй; Ты, знай, говори; про своё вспоминая – Мы будем с твоей, как с своею семьёй! Ведь д о м о м солдатское сердце согрето, На фронте о д о м е мечтает солдат!... Бойцы закурили, придвинулись к свету, И кто-то поставил к стене автомат. Солдат пододвинул фанерные штуки, Служившие креслом ему в этот раз, На стол положил заскорузлые руки, Поправил пилотку, и начал рассказ: - Селение наше одним знаменито Лишь тем, что живёт в нём хороший народ. Стоит у дороги при въезде ракита, И сразу за нею в село поворот. Покажется узкий берёзовый мостик, Окольный родник перейдёшь через ров, И встретит приветно приезжего гостя Любая калитка попутных дворов. А крайний к околице ветхий домишко, Шагнувший к сторонке, в леса и поля, Как будто с картинки раскрашенной книжки, Глядит, как лесной теремок бобыля. Он первым обвит паутинками солнца, Развесистый клён накрывает крыльцо, За вербами два слеповатых оконца, У стен лопухов и крапивы кольцо. И в пору подумать, что в домике этом Живёт позабытая Баба-Яга; БеднО по бездолью хозяйка одета, Но к а к она, братцы, селу дорога! – Клементьевна! … Сколько в ней правды хорошей!, Добром вспоминают о ней земляки; Оденет, бывало, платочек в горошек, СтарА, а лучатся глаза-васильки! Придёт подсобит, если трудное дело; Готова последнее людям отдать; Клементьевна лгать и хитрить не умела, Была для села, как родимая мать. Да-а-а!... нас окружали хорошие люди!... И был у меня там заветный дружок!, Солдатская верность того не забудет, Кто сердце с мальчишества дружбой зажёг. Да разве смогу обо всём рассказать я? – Как чуть не погиб; но,- воскреснувший вновь,- Узнал, что отныне мы «кровные братья», Что друг мне, спасая, отдал свою кровь; Да вот!..- и придвинулись к свету все вместе; Рассказчик нагнулся: на левой руке Синела наколка,- два сердца и крестик,- Как верности символ,- вверху в уголке. - Мы наши сердца выжигали в сарае,- Пожизненной клятвой вперёд на года. И друг мой заверил: - « Клянусь! – умирая, И то я тебя не предам никогда! Отныне ни встреч, ни любви мне не надо Совсем, никогда, ни теперь, ни потом! Ни с чьим моё сердце не сблизится рядом, К л я н у с ь, о с е н и в ш и м Э м б л е м у к р е с т о м!»… Ему я ответил: «Всегда будем вместе!, Пускай ты в тылу, ну, а я на войне; Пусть наша Эмблема – два сердца и крестик – Даст счастье тебе!... а вернусь…- так и мне!»… Потом мы стремглав побежали на речку. У нас словно в сказке лесная река: То лентой совьётся, то выгнет колечко, То в заводи тихой сплетёт облака; Спокойно и сонно струится по лесу, На мшистой излуке берёзка стоит, Растут незабудки; и гибким навесом Над омутом дремлют вершины ракит. В воде перевёрнута леса картина, Повторены все цветовые штрихи: Здесь – яркие, красные грозди калины, Там - мягкие, светло-зелёные мхи… Вот это и есть те заветные дали, Тот Родины милый, святой уголок, На верность которой мы все присягали В преддверии наших военных дорог!... Рассказчик вздохнул и замолк на минуту. Бойцы пошумели, сдвигаясь чуть-чуть; - Да-а-а!...- кто-то промолвил,- а ты про жену-то, Про ваше житьё расскажи что-нибудь. - Жена у меня – не как все, не такая!, Она словно ангел пришедший в село; Анюта моя, как Мадонна святая, Ей только бы нимб, да венец на чело! И всё, что кругом, что имеет названье, Что радует душу и взоры людей – Всё это она! всё святое сиянье, Всё тихая кротость Анюты моей! Уж как хороша!... и намного моложе; Но счастье, придя к нам как в царский чертог, Нас с ней обручило навеки, быть может; Да кто б, как она, полюбить меня мог? – Весь пыл своей страсти, всю юную душу, Всю мудрость, всю нежность раскрыла она; И я перед ней свой обет не нарушу – За верность и щедрость в ответе сполна! С красою её ей ходить бы в богинях: Как крылья, изгибы ресниц хороши, Глаза, как два тихие омута синих, Несущие свет отражённой души… Как лебеди мы с ней друг друга любили - Без самки погиб бы самец от тоски!... О, если б такими счастливыми были Все люди на свете, душою близки!...… …Лебёдушка встретила нашу разлуку С безумьем во взоре, смертельно бледна… Мне проще по-локоть отсечь себе руку, Чем мысль допустить, что жена не верна… - Не льстись! - кто-то реплику бросил во мраке, - Ну цыц!...– загорланили, гнев не сдержа; Но словом ожгло, как в предательской драке Под самое сердце ударом ножа. Внезапно нахлынули мрачные думы, Из сумерков серых к душе поползли; Хотел подчиниться он воле разумной, Но светлые мысли к солдату не шли. И, чтобы хоть как-то умерить досаду, Найти примиренье раздору в душе Сказал он: - Добить бы фашистского гада; А дома – как дома; и рай в шалаше! К Великой Отчизне с великой любовью Скорей бы свершить справедливую месть - За русские земли, омытые кровью, За всё, что на личном счету моём есть: За Родину,- в клёнах, берёзках, осинах, За речку в лесной непробудной глуши … За два этих чистые омута синих, Несущие свет отражённой души… Глава вторая ВОЗВРАЩЕНИЕ …Гремели орудья, ревели машины, Дымилась на танках горячая бронь, Под небо летели обломки Берлина Сквозь клочья, несущие дым и огонь. Миллионы сердец, словно слившихся вместе, В атаки вели не призывы вперёд, А пыл торжествующей праведной мести, Свершавшей последний судьбы поворот. И массовый дух боевого азарта Помог завершить исторический шаг,- Раскрылась фашистская битая карта И свастику сбросил горящий Рейхстаг. Друг к другу в объятья метнулись солдаты,- К кому кето попало,- друзей не ища,- Забыв про свои у груди автоматы, И гнулось железо в объятьях треща… Гроза отшумела. Свершилось отмщенье! Не ранен счастливый солдат, не убит!!...., Однако, не скоро пришло возвращенье В село под заветные кроны ракит… Но вот он идёт по знакомой дороге!...- Такое сбывается в сказках… во сне!!, Тропинка в ромашках бежит ему в ноги, А он и забыл про цветы на войне! Звенит от кузнечиков в августе воздух, Ветров полевых опьяняет настой, Горят васильков ярко-синие звёзды Во ржи, от палящих лучей золотой. Жужжащими пульками мечутся осы, СлепнИ окружают, парят мотыльки; Невестами ивы повесили косы Над дремлющей заводью тихой реки. Покой и приволье над миром разлиты, Кривясь расползается облачка ком… «Скорей бы… скорей показалась ракита»! – А ноги срываются сами бегом. И вот… наконец-то!...- Клементьевны домик!...- Ажур из крапивы дорос до окна … Солдат на мгновенье застыл на подъёме, Отвесил поклон: « Не взыщи, старина! Теперь недосуг… не сдержать мои ноги! Вперёд отслужу… не пеняй беглецу!»… И сердца не чуя, по пыльной дороге – Направился прямо к родному крыльцу. И вдруг,- как паломник в преддверии рая,- Осекся, лишён человеческих сил… Ворона прокаркала, словно пеняя, Что шага не сделал и дверь не открыл. Но двери, как в сказке, со скрипом хрустальным Раздвинулись вдруг мановеньем одним; И в образе Лады, любимой, печальной В о з н и к л а А н ю т а, к а к с о н п е р е д н и м! – Светились колечки волос золотые, Глаза распахнулись, запуталась речь, И вёдра с крыльца покатились пустые, Упавшие с дрогнувших девичьих плеч… Ч т о дальше случилось – сказать поневоле Не смог бы солдат ни теперь, ни потом: Все муки войны, все тревоги, все боли – Всё слилось со счастьем в мгновеньи одном!... Когда ж соскользнувшие губы Анюты На щёку солдата сползли горячо, Он стёр ей слезинку: «Не нужно… к чему ты… Я жив, я вернулся! чего же ещё?! А ты расцвела у меня как Мадонна! И свет, - как венец на твоей голове!»… Над домом опять прокричала ворона, Ненужной помехой в чужом торжестве… Глава третья СЧАСТЬЕ Когда мы захлёстнуты счастьем в избытке – Война – не война нам, беда – не беда! Неделю солдат не шагнул за калитку, Не вышел из дома совсем никуда. Хватало и здесь чем бы тешились руки, Чему и смекалка и сила нужны; И всё - без беды, без войны, без разлуки! И всё д л я т е б я,- посветлевшей жены! Остыть, пообмякнуть, солдату, ему-то? Кто сдюжил войну – спасовать от труда? Тому не бывать!... Он окликнул: - Анюта! Топор за сараем, подай-ка сюда! Умелые руки проворны и цепки, А труд – словно песня для русской души! Как брызги хлестали сосновые щепки, Хоть кисти бери, да картину пиши!... Залаяла где-то далёко собака, Петух прокричал за соседним двором. «…Как близко ты, мирное счастье, однако! – Подумал счастливец, сверкнув топором, - Любовью к Отчизне, чему же иному Обязан порыв миллионов людей! И я, как в атаку,- к родимому дому Не мог не бежать, как собой ни владей! Одно сожалею: Вернулся, а с другом Не смог повидаться, судьба развела; Анюта сказала, что: «сделалось туго» И друг мой уехал давно из села … … В каком ты, дружище, скитаешься месте? Где ждут своенравной судьбы перемен Заветные наши Два сердца и Крестик – Эмблема, хранящая нас от измен?!»… В раздумьи солдат колошматил дровишки, Белела гора в середине двора; И бронзовых мускулов двигались шишки И молнией высверк мелькал топора… А вечером….. девичью трогая косу – Сказал,- к волоскам прикасаясь слегка: - Поди, на заречные съездить покосы?!... Спроворь-ка харчишек мне на три денька! Ин, косу отбить, да приняться покруче! Меня до субботы обратно не жди!... Вчера-от с околицы ладились тучи; А что за страдА в непогОдь и дожди. К тому ж, за покос я берусь поздновато, По дому совсем задержали дела. Ведь всё ты, «сельчаночка» знаешь сама- то: «Ворочай, покуда трава не легла!» - Всё справлю! – ответила кротко Анюта И вскользь улыбнулась, неся чугунки; Но чуть потемнели глаза почему-то И дрогнули пальчики белой руки. - Да ты не печалься, «Анюша», не надо, В работе три дня пролетят в три часа!... Моя Ярославна, славянская Лада, Анюша-душа! Василиса-краса!... Глава четвёртая ГРОЗА Тугими пластами под острой косою Ложились прокосы, пружиня слегка; Но хмурилось утро, и пахло грозою И резко вдали потемнела река. За рощей послышался гром отдалённый, Как будто ворочалась груда камней, Но шмель, ещё золотом дня озарённый, Мелькнул огоньком и упал на репей. Не видел косарь надвигавшейся тучи Он три полосы отмахал сгоряча И пела душа над простором пахучим И корпус ритмично ходил от плеча. И только когда ослепившая блеском Ожгла всё заречье крутая гроза, Пол неба над ним разорвавшая с треском – Солдат оторвал от работы глаза. «Ого-о-о!...- погрозил он с улыбкою грому, Горячий, обмётанный хлёстким дождём. Похоже, придётся выруливать к дому; Попал в «окруженье, засада» кругом!» Слегка протерев свою косу травою В шалаш, за движением тучи следя, Солдат против ветра согнувшийся вдвое Пошёл, перечёркнут штрихами дождя… В село дотащился он только под вечер. Размыло дороги , бугры, колею. «Стянуть бы скорей облепившую плечи Как мокрый компресс гимнастёрку свою!» Но дома сегодня не ждали солдата: На двери висел незнакомый замок. Хозяйка по делу сбежала куда-то; Куда? Догадаться хозяин не мог. И вот, по давно заведённой привычке, Нащупал он ключ под ступенькой крыльца, Вошёл, на шестке отыскал свои спички; Ручьями стекало с волос и лица. В порядок себя приведя понемногу Заняться по дому собрался; но вдруг Какую-то сердцем почуял тревогу… И стало всё сразу валиться из рук. «…Пройдусь по селу; поспрошу, повстречаю; Ну что из того, что до нитки промок.» Стакан отодвинув с недопитым чаем Солдат закурил, и шагнул за порог. Но с первым же сделанным шагом от дома Внезапно пронзительно был оглушён Ударом таким сокрушительным грома, Что к стенам невольно попятился он. «Проклятье!... То ворон здесь каркает яро И, словно колдун, предвещает беду; То гром угрожает каким-то у д а р о м!... Шалишь, не возьмёшь! – На грозу я… - И Д У ! » Глава пятая СОМНЕНИЕ …- Давненько, дружок, я тебя не видала! Вернулся касатик!... Господь уберёг! Клементьевна щи из печИ доставала, Пошла за грибками в чулан за порог. Выходит, не всех она губит… война-то! Ну вот, слава Богу, свидался с женой! До глянца истёртая ручка ухвата Блестела столетней своей желтизной. - Да что там гуторить,- заждАлась Анюта! А я-то к а к душу домой свою нёс!... Вот только сейчас её нет почему-то; Не чует, видать, что я бросил покос! - А ты не печалься, не время кручине; Куда ей деваться – твоей молодой? П р и с п е л а п о р а п о б а л к а т ь о с ы н е ! Война позади; погулял ты с бедой! - Да-а-а… Ж- и – с- ь!...- как-то больно сказала старушка, Как будто подумав о чём-то своём, И тихо добавила – Жись не игрушка! С детишками крепше, не то, что вдвоём… Гляди, кабы вбок не метнулась Анюта! Ведь бабу дитё приручает к избе … И смолкла Клементьевна; хмурясь чему-то, И что-то сама досказала себе. «О ней разве можно?... А н ю т а ж с в я т а я ! А кротость!...- хоть в рабство бери и неволь…» Но сердце впервые щемя, нарастая, Пронзила какая-то острая боль. Топорщилась муха на старой гардине, Да маятник ходиков тикал в тиши. …Смотрел он в два кроткие омута синих, Несущие свет отражённой души. Глава шестая ЭМБЛЕМА Гроза затихала. Сверкали зарницы. Шагая по лужам к калитке своей, Солдат боязливо приподнял ресницы – Их дом, как и прежде, стоял без огней… И здесь,- у гнезда, у родного порога, Который всё снился как рай на войне, К которому шла через смерть лишь дорога – Гнетущая боль поражала вдвойне. Когда же размеренно полночь пробило, Погасли огни и заснуло село, Когда уже ждать ему некого было, Он понял: с л у ч и л а с ь б е д а у н е г о!... Исчезли сомненья; и были жестоки Ревнивые мысли терзавшие грудь, И старой Клементьевны тон и намёки Теперь обретали реальную суть. «…Да-а-а; эта борьба пострашнее атаки! Ревнивая блажь - как кошмарные сны. Как просто погибнуть за Родину в драке! Как с т р а ш н о поверить в измену жены!... А н ю т а м о я! … Как кошмару поверить? Откажется сердце такое принять: А н ю т а… С в я т а я… - могла лицемерить? Дать н а ш е другому… другого обнять?! Недаром Клементьевна что-то ворчала, Заладила речь про «детишек в избе». А если всё правда?! - к о г о повстречала? К т о о н ? – заступивший дорогу тебе?» Слепнями роились навязчиво думы: «Окончено счастье… спасения нет!» Искал оправданий страдалец угрюмый, Но мир потемнел, хоть и брезжил рассвет. «Мне б только узнать полюбовника имя Легко овладевшего счастьем моим! Того, кто любви обладает святыней И к о н о й з а в е щ а н н о й н а м л и ш д в о и м!» Жестокая ревность коверкала душу: Представил он плеч её нежный атлас, Ресницы, как тёмные крылья из плюша И негу бездонного омута глаз… Представил, как чуть открываются губы По воле того, кто борьбой опьянён; Кто взял себе право для нежности грубой И п р а в о н а в л а с т ь… хоть и сам покорён! «…Всё верно, Клементьевна, - жизнь не игрушка! Ведь так тяжело ещё не было мне!»... Солдат опустился лицом на подушку И веки сомкнув повернулся к стене. Без слёз и рыданий, душевно стеная, Как будто спеша окопаться в бою, Стремился он, гору подушек сминая, Зарыться, и голову спрятать свою. Вдруг, будто ужаленный, снова как вскочит, Почувствовал горло сжимающий ком: «Не-е-е-т!... т о л ь к о н е э т о !...- О, бред страшной ночи !!!»… - И резким кровать отодвинул рывком: На стенке, в укромном невидимом месте, Где,- рядом лежащим,- как раз по- руке,- Начертаны были ДВА СЕРДЦА И КРЕСТИК, Как верности символ - вверху в уголке. О, Боже!... Так значит с моею Анютой Слились они клятвой завещанной мне; И он, под влияньем блаженной минуты, Союз их Сердец начертил на стене?!... Любовной Эмблемы святое значенье Стирало усердие чьей-то руки; Но не было больше ни тени сомненья,- Всё знали сверлившие стену зрачки! Ужасная новость стрелою пронзила: Представил с женой он дружка своего… Так значит Эмблема, что дружбу скрепила, С Анютой теперь породнила его ?!!... …Но где вы сейчас? - за какими лесами, Рекою, излукой, оградой, мостом? – В коварном предательстве слиты Сердцами, Теперь осенёнными грешным Крестом ?! Теперь бы мне вы пору отсечь себе руку!, Эмблемой я связан прочней, чем кольцом!... Анюта, Анюта!.......... На эту-то муку Я шёл не спиной к своей смерти… - л и ц о м!»… Глава седьмая ПРАВДА …- Всё так, мой сердешный, всё так, мой болезный,- На хуторе крайнем он домик нашёл; Теперь эту правду скрывать бесполезно, Раз сам ты до истины горькой дошёл. Его уж давно она вышла невестить – Когда твоих писем не стало с войны; И все постоянно их видели вместе: В селе не упрячешь грехи за тыны! Хранясь от насмешек, они и решили В забалковской роще найти хуторок; Ну, помнишь, где прежде стога ворошили – Налево от старой развилки дорог?! Бывало, бежит по окольной дорожке, Да всё по задам, да в глухие часы; Да, чай, не заслепшие в избах окошки, Да куры кудахчуть, да гавкають псы. А то чепуха, что вы с детства дружили! Анюта потрафила чем-то ему. Тебя же коварство и зло сторожили Не рядом со смертью, - в родимом дому! Да-а-а!... лишенько-лихо!… В такие минуты Слова бесполезны,- страданье сильней! Но в жизти ты встретишь красивши Анюты, Поверь мне – старухе,- не думай о ней! Есть грех: околдують и жёны пустые, За верность в глазах, красоту на селе; А бабы вопче-то у нас золотые, Хоть с детства всю жись копошатся в земле!... Худая овца не испортила стада, Хотя опаршивила собственный дом… А ты возмоги, не ломайся, не надо, - Ещё мы невесту тебе подберём! Такую предъявим цветущую кралю, Что рядом поблекнет твоя, как лопух!, Да верь же старухе! – забудешь печали, Укрепит Господь твой растерянный дух!... И долго ещё, всё стремясь успокоить – Клементьевна прочь отводила беду. Но было на просто себя перестроить… - Спасибо – сказал он – за всё! Я пойду… Глава восьмая РАЗДОРОЖЬЕ Не взяв ничего, не оставив записки, Сложив по-походному старый рюкзак, От жизни с Анютой, п о к а е щ ё б л и з к о й, Сейчас он решительный сделает шаг. «А, может, хозяин, помедлить маленько?» Но голос страданья солдат превозмог; Заботливо ключ положил под ступеньку И взглядом ощупал тяжёлый замок: «Теперь-то надёжно, Анютушка, счастье Хранится твоё на амбарном замке!» - Сказал, и пошёл; не смотря на ненастье, Сжимая отпавшую лямку в руке. Давно ль он,- в село как на крыльях влетая,- Клементьевне делал поклон на краю? И кланялся снова: «Прощай, золотая! Спасибо за добрую душу твою…» Шагая всё той же несжатою рожью, Встречая всё те же глаза-васильки, Добрёл пешеход до того раздорожья, Что ЖИЗНЬ развело, словно воды реки. Дорога налево вела в неизбежность, Туда, где предательство крало любовь; И всё же невольно нахлынула нежность, Готова простить и блаженствовать вновь. Солдат застонал… сжал и веки и зубы, - Сминающей бурей нахлынула страсть: «…Вернуться… простить… разметать твои губы… Упиться тобою, порочница, всласть!.. Шарахнулось сердце, взметнуло тревогу, Бунтующей кровью забило в виски… А что, если влево свернуть на дорогу, Туда… в хуторок… за излуку реки?... Нет, я не повешу дружка на осине, Найдёт моё горе их совесть в тиши!... Мне только бы в два эти омута синих Взглянуть, чтоб увидеть истоки души!, Мне б только спросить,- ничего не желая, Уступок ничьих не прося для себя: НО К А К ТЫ СМОГЛА?... ТЫ БЫЛА ЖЕ СВЯТАЯ?! И я - через С м е р т ь прошагал для тебя…» … Волна ветерка прокатилась над рожью, Скворец трепетал в вышине голубой; Солдат постоял на крутом раздорожьи, И двинулся…… в п р а в о, за новой судьбой! Уверенно, твёрдо,- н е в л е в о, а в п р а в о! Подъёмом души ощущая, что прав! Встречали его молодые дубравы, Тянулось к ногам разноцветие трав; Касались сапог и… «А н ю т и н ы г л а з к и»; Помятые ветром и ливнем грозы; Но он проходил; не нуждавшийся в ласке Цветов в придорожной пыли и грязи…. Он шёл, как в походах, дышал, как бывало, И сердце, избитое болью в груди, Каким-то дремавшим чутьём понимало, Ч т о с ч а с т ь е к с о л д а т у п р и д ё т в п е р е д и ! ----- Х ----- г. ЛУГА. 20,21 и 22 августа – 1979 г. |